– Отправили в Мюнхен, в штаб-квартиру партии. Гесс меня увидел, замотал головой – по архитектурным вопросам все к Гитлеру. Я пришел к нему на квартиру, он сидит за круглым столом, скатерть в кружевах сдвинута, и пистолет свой чистит. Я молча положил перед ним свой план. Он, так же молча, его внимательно изучил, а потом кивнул – согласен. Вернулся в Нюрнберг, а там локти все кусают, если б знали, кто это будет утверждать, поехала бы целая делегация, тогда я бы просто постоял в его мюнхенской квартире в заднем ряду.
– И тут-то вы с фюрером и срослись корнями.
– Да нет, что ты. Он меня даже не запомнил. Когда пригласили из Мюнхена его любимого архитектора Трооста, чтобы переоборудовать квартиру рейхсканцлера, решили в помощь дать кого-нибудь, кто ориентировался бы в берлинских строительных фирмах и традициях. Вот и вспомнили про меня. Тогда-то я и стал часто видеть Гитлера, он приходил туда раз тридцать, чтобы держать на контроле все отделочные работы в своих будущих апартаментах.
– А там-то что было переделывать? – удивилась Лени.
– О, ты даже не представляешь, в каком все было виде. Сгнили не только потолочные балки, даже пол был в некоторых местах гнилой и трухлявый. Во всем здании рейхсканцлера – одна ванна, и то начала века. Гитлер постоянно язвил по этому поводу, дескать, его предшественники менялись раз в два-три года, поэтому никто и не хотел всерьез думать о будущем. Да и представительское помещение для рейхсканцлера не особо требовалось – Германия была страна-изгой, и мало кого интересовали визиты в Берлин на высоком уровне. И вот однажды он вдруг прервал мой очередной отчет о работе и пригласил пообедать.
– С чего это вдруг?
– Сам он потом мне говорил, что долго искал архитектора, которому однажды мог бы доверить свои собственные замыслы. Чтобы был достаточно молод – его планы простирались далеко в будущее. Ему нужен был человек, который и после его смерти смог бы действовать, вооруженный его авторитетом. И этого человека он увидел во мне.
– И ты совсем не чувствовал, что он к тебе присматривается?
– Абсолютно. Я после того приглашения так растерялся, что угодил под упавший мастерок с раствором. «Не беда», – сказал Гитлер и завел меня к себе в покои. Жил он тогда временно у своего секретаря. И протянул темно-синий пиджак. Доктор очень удивился, увидев меня за столом. Да еще в пиджаке со значком рейхсканцлера. «Это же не ваш пиджак», – говорит. «Ясное дело, не его, – отвечает Гитлер. – Это мой пиджак». Вот так все и случилось. Потом мы бессчетное количество раз ездили вместе в Мюнхен, там Троост заканчивал Коричневый дом, и, конечно, для меня это была большая школа. А потом Троост умер. И я подхватил эстафетную палочку.
Они уже почти подходили к зданию, Лени постаралась сосредоточиться и не упустить важные моменты.
– Альберт, через неделю я уезжаю в Париж, тебе нужно будет пообщаться с моим звукооператором, Германом. Как минимум, по двум вопросам: по поводу магнитной звукозаписи и по электрическим гитарам. Только прошу тебя, не втягивай его во все это.
– Хорошо, Лени.
Лени вдруг остановилась.
– Пожалуй, я не пойду туда сейчас. Мне нужно как-то подготовиться к разговору. А то ввалимся с тобой на пару. Нет, Альберт, не говори им пока ничего. Я встречусь с ними завтра вечером. Пока можешь их нагрузить работой на прощание.
Не помогала даже любимая музыка.
Лени ни о чем не могла ни думать, ни говорить.
Наконец, Герман не выдержал:
– Ты сама не своя. Что-то произошло?
– Герман, тебе позвонит Шпеер, – Лени очнулась от своих переживаний.
– Это теперь мой соперник?
– Не обольщайся, – улыбнулась она. – Считай, что он мой брат. Просто сведи его с людьми, которые разрабатывают магнитную машину для записи. Она может очень скоро понадобиться для одного важного дела.
– Лени, ты говоришь какими-то загадками. Что случилось-то?
– Не спрашивай меня, все равно не скажу, прости меня. Ты что-нибудь узнал по поводу электрических гитар?
– Ох, Лени… Да, узнал, и все намного интересней, чем мне казалось. Пойдем, кое-что покажу.