Иуда

Отец Адам не стал говорить обречённому на бегство королю, что тот был далеко не главной фигурой в этой партии. Пешку снимают с доски — эка невидаль. Не сказал он Лещинскому и о том, что действия гетмана поставили под вопрос саму возможность распространения католичества на земли, заражённые схизмой. Теперь физическое устранение Мазепы ничего не даст: он успешно убил или изгнал всех, кого сам же в последние лет пять и прикармливал, соблазняя высокими должностями в польской Малороссии… Когда он начал собственную игру, отличную от всего, что демонстрировал ранее? Странно, ведь вся предыдущая жизнь гетмана свидетельствовала о его неисправимой склонности к стяжательству и предательству. Что могло случиться, чтобы этот клятвопреступник внезапно одумался и в последний момент принялся служить своему царю верой и правдой?

Ответа на этот вопрос отец Адам не знал.

2

Этого человека стоит опасаться. Такова была моя первая мысль, когда на церемонии вручения верительных грамот я обменялся взглядами с новым посланником Британии, заменившим старину Гудфэллоу, с которым так весело бражничал в былые времена Пётр Алексеевич. Насколько я знал, Чарльз Уитворт не из знати, но за свои заслуги был пожалован баронским титулом. А в Англии титулами не разбрасываются. Этот господин уже бывал при русском дворе в качестве чрезвычайного посланника, а после полтавской баталии его резко отозвали. Все ломали голову — зачем? Как выяснилось, для консультаций. Теперь он вернулся в статусе полномочного посла своего королевства. То есть повысили в должности самого Уитворта и подняли статус представительства до посольства. Это говорило о многом. В том числе и о том, что королева Анна ищет союзников в борьбе как с французами, так и с якобитами — сторонниками её младшего брата-католика.

Но этот человек, хоть и набитый расхожими даже в это время штампами и предрассудками о России, сумел сообщить своему лондонскому начальству немало ценных сведений о русском флоте и армии. Причём, девяносто процентов этих сведений ему сообщил сам Пётр, а остальные десять он вывел из личных наблюдений на русских верфях и в расположениях полков. Странно, что при наличии вполне адекватной картины в Лондоне до последнего ставили на победу Карла. Наверное, тоже пошли на поводу у штампов и предрассудков. Подобная встряска должна была отрезвить англичан, а когда они трезвые, их следует опасаться вдвойне.

Что же до меня, то англичанин сразу положил глаз на мою персону. После торжественной части Уитворт практически сразу вырулил курсом прямиком ко мне… Вряд ли станет всерьёз беседовать при посторонних, наверняка поздоровается и напросится на встречу, скажем, за обеденным столом… Собственно, так и получилось. Английского языка Мазепа не ведал, а моими знаниями оного можно было только туристов распугивать. Потому беседовали частью по-немецки, частью по-русски. Как я и предполагал, самый первый разговор был «ни о чём». Он поздравил меня с благополучным исходом Полтавской баталии, я по-стариковски посетовал, что участие в оной далось ой как непросто. Слово за слово, и наконец я озвучил приглашение господина посла на завтрашний обед.

Вот там и поговорим по-настоящему.

А пробуждение у меня случилось задолго до рассвета. И снова в связи с визитом, на сей раз куда менее приятным… Снова «зашевелился» в глубине моего сознания Иван Степаныч.

«Успокоился? Напрасно, — захихикал он. — Я того англичанина не знал, однако слышал многое. Тебе его переубедить не удастся, это не Карл, и не те двое…посланников, прости, Господи — саксонец и датчанин, кои в искусстве дипломатии смыслят менее, нежели я в английском языке».

«Это я и без тебя знаю», — мысленно отрезал я, и тут же перекрыл Мазепе всякую возможность коммуникации с внешним миром. В последнее время я делал это всё чаще и чаще.

«Ох, разозлил ты меня, Георгий. Довёл до греха — я душу чёрту продал, чтоб только тебя одолеть, а там хоть бы и в ад…»

«Ты заслужил ад задолго до этой сделки, — мысленно процедил я, чувствуя подступающую дурноту. — Ведь именно туда попадают клятвопреступники и предатели».