Это знали все. И я тоже. Но…я прощал маме все. И спиртное в том числе. Потому что пьяная она становилась добрее. Она звала меня к себе, сажала на колени и рассказывала про свое детство, про бабушку, которую сбила машина, про деда, вернувшегося с войны одноногим и пережившего бабушку всего на пару месяцев. Она даже пела мне песни. У нее был красивый голос…когда-то ей пророчили будущее певицы, но…не повезло.
— Так…сроки уже. К кому я пойду, да и денег таких нет.
— Вот…Ей позвони и сходи. Бутылку я дам. И не смей меня обманывать. Завтра же вылетишь на улицу и ты, и выродок твой. Сделаю так, что никто на работу не возьмет.
— Так сроки уже…
— Сама виновата! Думать надо было. Пацан у тебя есть. На херувимчика похож. Красавец. Кукленок, а не пацан. Такая красота…редко встретишь. Вырастет, сам тебе деньги таскать будет.
После разговора с Валей мать пропала на сутки, а когда появилась, то на четвереньках поднялась по ступеням и упала в коридоре. Ее ляжки были залиты кровью, и сама она походила на смерть.
Аборт ей сделала какая-то бабка за бутылку самогона. Сделала так, что мать чуть не умерла. Дня два я ухаживал за ней полумертвой, выносил тряпки с кровью и сгустками, и кусками мяса, поил водой, варил бульончики, а потом она уснула и никак не просыпалась. Я побежал к соседям и вызвал скорую. Мать забрали, и ее очень долго не было дома.
Меня тогда кормила тетя Валя. Мадам лет сорока пяти с торчащими в разные стороны рыжими волосами, рыбьими глазами и рыхлым телом с ямочками. Телом, которое она любила выставлять напоказ. Свои жирные сиськи, ляжки, красить губы ярко-красным. Она жила в роскошном доме рядом с нашим однокомнатным сараем. Роскошным для меня по тем меркам.
— Херувимчик…Какой же ты. И реснички, и глазки, — а сама языком губы свои облизывает, — иди покормлю, пока мамки нет. Вареничков отварила со сметанкой. Иди.
Когда мать вернулась, бутылка в ее руках начала появляться намного чаще, чем раньше. Однажды она посадила меня перед собой пьяная, шатающаяся на перекошенном стуле.
— Я ведь хотела…того ребенка. Я даже перестала пить. Срок большой был. Шестой месяц. Упустила. Жизнь у меня такая. Днем поликлиника, вечером ресторан, в пятницу и субботу дома. Некогда следить. Подумала, в деревню уедем все втроем. Рожу, государство денег даст, и уедем. Там попробую что-то найти. Я и на тракторе могу, и дояркой. Только продержаться бы, дождаться родов, немного подсобрать. А она…сука рыжая. Она меня за горло взяла. Сестра у тебя могла быть…живая родилась. А теперь никого и никогда. Пустая я. Дырка внутри. Все вырезали.
— У тебя есть я…
— До поры до времени. Вырастешь и свалишь, как все мужики… а девочка, она бы со мной была.
Когда мне было тринадцать, Валя позвала меня к себе в дом. Угостила чаем, шоколадом и налила виски. Тогда она рассказала мне, что моя мать проворовалась и украла у одной из врачей деньги из кармана халата. Вычтет она эту сумму из зарплаты…НО…тогда моя мать не сможет заплатить за квартиру. А однокомнатная нужна всем, особенно в столице, и отдать она ее может в три раза дороже.
— И как же быть? — спросил я.
— Сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Нормально. Пошли.
И поманила меня к себе в комнату….
За долги я расплачивался пару раз в неделю после уроков, когда матери дома не было. Потом шел в душ, долго мылся, терся мочалкой…первое время блевал, тер язык зубной щеткой, засовывал пальцы поглубже в горло, чтобы очиститься. Мне повсюду воняло мерзким запахом рыхлого тела тети Вали.
Однажды она позвала меня к себе…и оказалась там не одна, а с каким-то мужиком. Я ходил на бокс, в школе. Хорошо ходил, прилежно. Был лучшим. Поэтому мужику я сломал нос и одно ребро. А через день спалил дом тети Вали.
— Иуда! Сукин сын! Я ж тебя кормила ублюдка! Сволочь!
Орала, захлебываясь слюнями и соплями рыжая Валя, а я смотрел, как горит крыша ее дома, и представлял, что точно так же могла бы гореть ее волосатая рыжая вагина.
И нет, она не пойдет в полицию. Потому что тогда ей светит срок. За меня тринадцатилетнего.
Нас с матерью выгнали, и тогда я пошел искать работу на вокзале…
— Вторая серия будет в другой раз, психолог. Ну так как, я остаюсь в твоей секте? Или мне уйти?
Девчонка судорожно глотнула воздух и опустила взгляд.
— Оставайся.
Уже все ушли. Посиделки анонимного клуба наркоманов закончились. Я успел все это рассказать, удерживая принцессу в косяке двери. Она как раз собиралась меня выгнать. Но ведь в рукаве у Иуды много козырей, и проклятое прошлое один из них. Настоящее прошлое. Почему-то ей я рассказал правду. Ту, что никогда в жизни не рассказывал.
И вдруг тронула мою щеку.
Это случается внезапно. Он вдруг хватает меня за талию и вдавливает в косяк двери. Из глаз россыпью феерически летят разноцветные искры. Потому что одно его прикосновение, и меня просто разрывает на части.
— Пожалуйста…