Иуда

Медленно поднимаю взгляд и сталкиваюсь с серыми омутами адской красоты… с этими пушистыми девчачьими ресницами. У него смугловатая кожа, у него…Боже, да он весь идеальный. Он охренительный. Он мечта. Он Голливуд воплоти. Он…он Бог или Дьявол. У меня от него поджимаются пальцы на ногах, у меня не просто бабочки в животе. Там живут дикие чайки, и они не просто летают, они мечутся и ломают мне ребра.

Я близко. Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что мое дыхание учащается. Его язык пробегается по невероятно красивым четко очерченным губам. В ответ мои собственные начало жечь.

— Поехали…

Протягивает руку.

— Куда?

— Какая разница? Боишься?

Неожиданно для себя киваю.

— С тобой не случится ничего, что ты не захочешь сама. Обещаю.

Судорожно сглотнуть. Увидеть вдалеке машину соседа. Ощутить, как обожгло грудную клетку, и взять из его рук шлем. Надеть на голову, приподнять юбку и сесть сзади на мот. Теперь уже сама вскинула руки и обняла. Коснулась его груди и…он вздрогнул. Я вместе с ним. Накрыл мою руку своей. На какие-то мгновения прижал еще сильнее…и я ощутила, как колотится его сердце. Мое задергалось в ответ.

Сорвались с места. Мою грудь расплющило о его спину, мои ноги сжимают его бедра, и я ощущаю насколько железные у него мышцы. Чееерт. Что со мной. Я, кажется, окончательно свихнулась. Посреди дня сбежала с ним. Не сказав ничего маме.

Мы ехали около получаса, где-то по косым дорогам с ворохом золотых листьев по бокам, под нависшими лапами деревьев, усыпанных золотыми монетами листьев, разукрашенных осенью во все оттенки солнца. От заката, до рассвета. От красного, до коричневого, ярко-оранжевого и желтого. И мы несемся по дороге куда-то в самые недра золота.

Тормозит у берега реки. Все засыпано листвой, вода сливается с небом, и они одинаково синего цвета. Слазим с мота. Снимаю шлем…ветер швыряет мне волосы в лицо.

— Девочка-осень. Такая же золотая. — говорит он, и я медленно выдыхаю.

Протягивает мне руку…медленно даю свою. Сжимает мои пальцы, скрещивая наши вместе. Ладонь к ладони. Его горячие, мои холодные.

— Замерзла?

— Нет.

— Холодные руки.

— Говорят, у кого холодные руки, у того горячее сердце.

— Кто говорит?

Спрашивает, не моргая.

— Не знаю…говорят.

— Расскажи мне…

— Что?

Но я знаю, о чем он, мы оба знаем, что я знаю.

— Кто ты?

Заставляет усмехнуться.

— П*здец! Когда ты улыбаешься, у меня сердце взрывается!

Я…кажется, знаю, как это. Потому что, когда улыбается он, мое разлетается на мелкие осколки.

— Кто я?

— Не знаю…кофе по утрам?

— Чай. Без сахара. Пакетик не вытаскивать…Кофе?

— Кофе. Черный. Без сахара. Черный. Красный. Белый. Синий. Розовый?

Он идет по кругу, и меня ведет. Мы очень медленно кружимся.

— Сиреневый…

— Белый…Паста, картофель?

— Рис…

— Суши, мясо, гамбургер?

— Креветки.

Я смеюсь, и он тоже.

— Стейк? — спрашиваю, улыбаясь.

— П*здееееец…улыбайся еще…Да, непрожаренный, с кровью.

Кружит быстрее, и я забываю, что хромаю. На нас летят листья.

— Скорпионс? Квин?

— Даааааааа!

— Металлика?

— Да. психолог, даааа! Ты?

— Дааааа!

— Блюз?

— Да! Джаз?

— Нет!

— Нееет…

Резко хватает за талию и, приподнимая, впечатывает в дерево. Улыбается. Боже. Надо запретить таким, как он, улыбаться. Это незаконно. Сколько девчонок порезали из-за него вены? Мне страшно…стать одной из них. И мне страшно никогда ею не стать.

Смотрит и испепеляет так, что я превращаюсь в тонкий пепел, летящий по осеннему ветру. Смотрит на мое лицо, на мои губы, на мою шею, ниже, по ключицам, по груди, и мое дыхание рвет, как листву с деревьев. Снова мне в глаза своими убийственными глазами.

— Я скучал…по твоим губам, психолог.

Судорожно сглатываю, потому что горло дерет от внезапной сухости, и я невольно смотрю на его губы. Боже… я тоже по ним скучала.

Какой же горячий воздух. Разве не должно быть холодно…разве сейчас не ноябрь?

— Жалела? Честно!

И я не могу врать…качаю головой, не могу оторвать взгляд от его рта. Я сейчас, наверное, умру, потому что мне тяжело дышать.

— Убил бы, если бы пожалела.

Говорит на полном серьезе и убирает невидимые волосинки с моего лица. Ведет пальцами по моему лбу, по щеке, по скуле, губам, подбородку.

— Идеальная.

Наверное, он лжет…но я хочу продолжать слышать эту ложь, хочу продолжать сходить с ума от этой лжи.

* * *

Сука…она в этой гребаной кофте-скафандре выглядит сексуальней, чем самая развратная б*ядь в нижнем белье. Потому что…Черт! Я не знаю почему. Наверное, потому что мне слегка видно ее плечо, слегка колыхается грудь под тонкой шерстяной тканью, угадывается рисунок соска. Только угадывается, а мне уже яйца свело. Я бы увидел ее соски и обкончался. Мне хочется их видеть. Хочется снять с нее всю одежду и рассматривать. Хочется видеть каждый сантиметр ее тела. Я хочу знать, насколько маленькие ее большие нижние губы и насколько розовые малые, какой на вкус ее клитор, когда я проведу по нему кончиком языка. Как она кричит, когда кончает. Как будет кричать для меня, когда я буду высасывать из нее оргазмы. Б*яяяядь. Я сейчас кончу только от мыслей об этом.