Иуда

Никаких годовщин, никаких поминок. Ни фотографий, ни воспоминаний. Отец вычеркнул Лену из своей жизни и пытался вытравить из нашей памяти. Я не видела, чтобы мама ходила на кладбище. Значит он ей запретил.

— Его зовут Дима…Он не такой, как другие мужчины. Ты бы его видела. Ты бы и сама влюбилась. И…для него не имеет значение, что я хромаю. Кажется, его это совершенно не волнует. Понимаю, да…должен быть подвох. Но его нет, я искала. Я, правда, искала, где может быть недостаток, но так и не нашла.

— Правда?

Вздрогнула и… резко обернулась. ОН стоял позади меня, облокотившись о ствол дерева. В руках тоже цветы. Белые лилии.

— Ты следил за мной?

Вскрикнула и от волнения не сразу смогла встать с колен. Дима резко поднял меня за талию, но я вырвалась.

— Как…как ты узнал?

— Сделал домашнее задание. Интернет. Гугл. Просто немного поискать, и все.

— Зачем?

— Хотел знать о тебе все, психолог. Или это преступление?

— А сюда зачем пришел?

— Узнал, что сегодня годовщина…

— Ааа цветы? Про лилии откуда узнал?

— Угадал.

Улыбнулся уголком рта и прошел к могиле, положил еще один букет белых лилий рядом с моим.

— Расскажи мне о ней…

Попросил тихо, и мы оба посмотрели на портрет моей сестры на памятнике. Его выбирала я. Из ее школьных фотографий. На этой Лена была похожа на лесную фею. Ее волосы заплетены в косу, на голове венок из полевых цветов, глаза такие голубые, как само небо.

— Мы были близки…Она любила меня.

— Почему она это сделала?

Наверное, я никогда не говорила этого вслух и никому кроме себя и про себя. И мне почему-то очень захотелось это сказать сейчас ему. Дима был единственным, кто спрашивал, и кому, и правда, было интересно не из праздного любопытства.

— Ей было тринадцать, когда она начала принимать…Они возили ее по клиникам, закрывали на лечение, но она убегала, и все начиналось снова. Отец стыдился ее. У него была неидеальная дочка. Не такая, о которой можно было рассказывать в кругу своих друзей или гордиться ею. Семья тщательно скрывала, что Лена наркоманка. Ничего не просачивалось в прессу. Полиция всегда молчала, когда ловили ее на сходках наркоманов.

Лена говорила, что она больше не принадлежит отцу и матери, и им никогда не удастся сделать из нее свое подобие. Она не хочет быть на них похожей. Это был ее протест за религиозную школу, за принудительное изучение Библии. А они снова и снова лечили ее и водили в церковь. Отец считал, что таким образом изгоняет из нее дьявола.

Они снова засунули ее в наркологический диспансер, а после закрыли в монастыре, где ее принудительно лечили. Она провела там около года. И когда вернулась…казалось, все наладилось. Она больше не принимала, была чистой, ходила в церковь, молилась у себя в комнате.

Мы попали в аварию вместе с ней…Она часто говорила, что хотела бы оказаться на моем месте и умереть. Чтобы ее не спасли. Я тогда думала, что она говорит это потому, что жалеет меня и пытается поддержать. А она и в самом деле так думала…Мы тогда остались дома одни. Я сидела внизу в оранжерее, рисовала…как сейчас помню. Я рисовала лошадь, бегущую по берегу моря…

Ощутила, как его рука легла мне на плечо, и только сейчас поняла, что по моим щекам катятся слезы. Привлек к себе, зарываясь пятерней мне в волосы на затылке.

— Потом в доме вдруг стало так тихо. Я хотела показать ей…показать рисунок. Мы как раз вечером говорили о свободе, о том, как хотелось бы стать вольными словно ветер. Помню, как поднималась по лестнице. Забыла костыли и… гипс стучал о ступеньки, а где-то вдалеке капала вода. Я нашла ее в ванной. На ее лице была умиротворенная улыбка, а глаза так спокойно и безмятежно смотрели вверх. На голове венок…и это самое платье. Отец не простил ей этой умиротворенности. А я вижу ее по ночам и… и я понимаю. Что могла бы ее спасти, если бы не шла так долго по ступенькам, или если бы почувствовала, что она это сделает. Мы были близки. Я должна была понять из разговоров о свободе, о вольных животных и птицах. А я не поняла, я…была там и не поняла, что она наверху умирает…

Рывком привлек меня к себе, вжимая в свое тело, заставляя уткнуться лицом ему в грудь.

— Ты чтооо…ты что! Не смей винить себя, психолог! Откуда ты могла знать? Совсем маленькая девочка! Это не твоя вина.

— Отец…сказал, что если бы я была рядом!

— Отец…отец не прав! Ты послушай, послушай меня, Диана!

Заставил поднять голову и посмотреть ему в лицо.

— Ты не виновата. Ты мне веришь? Вот я слышал все со стороны и со всей ответственностью говорю тебе — ты не виновата! Если она хотела уйти, она бы это сделала рано или поздно, и вряд ли ты смогла бы ей помешать!

— Откуда ты знаешь?

— Когда-то и я хотел…но, видимо, недостаточно, потому что вот он я, живой. Полный сил, радости и жизни. Уходят только те, кто, и правда, хотят. А если человек чего-то хочет, его невозможно остановить. Поверь мне. Я точно знаю.

— Почему ты хотел?