Иуда

Я нависаю над ней, упираясь обеими руками в стену, и вижу, как она судорожно глотает слюну. Выдыхает очень горячо, и там, где ее выдох дотрагивается до моей кожи, становится горячо, как после ожога. Б*ядь. Что за идиотская реакция. Никогда таких не было. Что в ней изначально шибануло меня по мозгам?

— Мне не холодно…ты бы не мог отодвинуться от меня подальше?

Лифт почему-то дернулся, я невольно подхватил ее под талию, а она уперлась руками мне в грудь и тут же убрала руки, словно прикосновение ко мне ее дико испугало.

— Отпусти! — требовательно и даже в какой-то панике.

— Не бойся, я тебя не собираюсь насиловать!

— Я уже сказала, что я тебя не боюсь.

* * *

— Нельзя к ней. В прошлый раз это плохо закончилось. У нее слабый иммунитет и она сама очень слабая. Никаких посетителей и гостей. Только в строго оговоренные часы. А вы тут ходите как к себе домой!

Старшая медсестра преградила мне дорогу. Она внушительных размеров, рыжеволосая, крупная. Наступает на меня, руки в боки уперла.

— Прошу вас. Мне необходимо и ей это необходимо. Как вас зовут?

— Анфиса Степановна, но вам это не поможет тут проскочить! У меня запрет на ваши посещения!

— Анфиса Степановна, вы когда-нибудь любили? Знаете, что такое любовь?

Рыжие брови поползли вверх и рябое лицо удивленно вытянулось. Она явно не ожидала, что я у нее такое спрошу. Я и сам не ожидал.

— Не надо мне сейчас вот это все. В прошлый раз вас впустили, и я еле пациентку в себя привела.

Вам надо уходить. Немедленно. О любви он мне тут поет. Знаем вы вас. Допелся уже. Теперь не знаем как девочку спасти.

— Вот возьмите…

— Вы совсем осатанели? Вы что это мне тычите? Уберите ваши деньги!

— Прошу вас, мне срочно с ней надо поговорить…немедленно!

— Уходите! Я охрану позову!

— Возьмите! Мне ненадолго! Только присмотрите, чтоб нам никто не мешал!

А я смотрю вдаль на ее палату. Успею добежать, толкнуть дверь и закрыть изнутри? Должен успеть. Я всегда быстро бегал. И тот пень у двери смотрит на меня подозрительно. Сейчас кинется к нам если она охрану позовет. Должен успеть. Конверт в руки ей сунул.

Дернулся и бегом по коридору к палате. Сзади вопль старшей медсестры, я слышу, как орут охранники. К черту вас, ублюдки. МНЕ НАДО ЕЕ ВИДЕТЬ! Я ради этого больницу на хер снесу! Дверь настежь, впрыгнул в палату и изнутри на замок, стульями подпираю, а она на постели вскакивает. Смотрит на меня во все глаза, и я к ней. Какая маленькая, какая она у меня маленькая, бледная, тоненькая вся. Страшно прикоснуться.

— Успел? Успел? Ты не…не избавилась?

Быстро-быстро кивает и хватает меня за руки, а я ее хватаю и к себе жму со всей дури, меня трясет всего так сильно, что кажется зубы раскрошатся. Вот так да, самое правильное это ее к себе прижимать, это дышать ее запахом, голос слышать и понимать, что никогда больше не выпущу из рук. Какое же оно хрупкое мое счастье. Я до него дотрагиваюсь, и оно трепещет в моих руках. Заглядываю в голубые глаза полные слез и вижу в них свое отражение и отражение своего безумия.

— Девочка моя…наврали все. Можно нам, слышишь? Нам можно!

— Я знала…я не смогла. Я бы все равно не смогла его убить…Дима, это же наш ребенок. Наш, понимаешь?

— Не смогла?

— Не смогла! Я отказалась!

За руку меня схватила и к животу прижала.

— Они…они говорят, что не выношу, что это конец. А я… я не могу его убить, понимаешь? Они меня в операционную привезли и УЗИ сделали, а у него сердечко бьется, представляешь? Тук-тук-тук! Наше с тобой сердечко. Слилось в одно и бьется. Как я его убью? Значит так надо…значит мы с ним вместе будем до самого конца. Я теперь никогда от него не откажусь. Чтоб они не говорили. Мы с ним вместе….Или здесь или там. Как я ребенка убью, Дима?

— Мы вместе…у нас бы родились другие дети, психолог? Может стоит послушать врачей?

С сомнением…мне страшно говорить, мне кажется я ступаю в темноте по тонкому льду и иду по нему наощупь.

— Я не хочу других. Я этого хочу. Он же уже живет. Крошечный такой. Внутри меня. Я не могу. И ты не проси меня, Дима. Если снова за этим пришел — уходи. Я не избавлюсь от ребенка. Мы с ним теперь вместе до самого конца! Слышишь? Я так решила. Все ради него вытерплю и иголки и капельницы, и уколы и постель эту и больницу. Я теперь знаю зачем все это, понимаешь? Зачем я…

И моя улыбка медленно сползает с лица. Что значит до самого конца? Что она такое говорит?