Читаем Иудаизм, христианство, ислам: Парадигмы взаимовлияния полностью

В последней главе Путеводителя Маймонид явно отсылает читателя к рассуждению о божественных атрибутах действия из I, 54, где объясняется, что так называемые атрибуты действия суть интерпретация с человеческой точки зрения божественной деятельности, проявляющейся в естественных явлениях. Некоторые из этих явлений благотворны, и в таком случае Бога называют Милосердным, тогда как другие разрушительны, и посему Его называют Мстительным и Исполненным гнева. Очевидно, что различие между двумя категориями явлений просто отражает ограниченность человеческого понимания, — и разрушение, и сохранение являются частью природного порядка. Отсюда следует, что знание божественных атрибутов действия может быть получено только посредством размышлений над работой природного порядка, то есть через изучение физики и метафизики. Правосудие, справедливость и милосердие Бога, упомянутые в последней главе Путеводителя, суть атрибуты действия, которые может познать только философ. Отсюда неизбежный вывод, что Маймонид имеет в виду интеллектуальное, а не моральное совершенство, когда он призывает совершенного индивида познать божественное правосудие, справедливость и милосердие и уподобиться им. Эта обязанность возложена не на всех наделённых нравственным чувством людей, а только на тех философов, что занимаются социальной и политической деятельностью. По мнению Маймонида, пророки должны расцениваться как одновременно философы и государственные деятели par excellence. Поэтому он демонстрирует последовательность, когда, рассмотрев божественные атрибуты действия, заявляет: деяния пророка, который одновременно является правителем государства, должны быть подобны деяниям, в которых проявлялись эти атрибуты (I, 54). Другими словами, пророк или философ-правитель должен подражать работе порядка природы (который, согласно аристотелевской концепции, заботится о видах и игнорирует индивидуальные судьбы). Он должен поэтому, как объясняет Маймонид, иногда действовать милосердно, а иногда возлагать суровое наказание, не из жалости или гнева, но потому, что помнит о благополучии большинства. Ясно, что между данной концепцией и учениями о первенстве морального закона в кантианском смысле нет никакого подобия или оно совсем отдалённое. Одно из главных различий состоит, как уже отмечалось, в том, что нравственное чувство есть, вероятно, у всех людей, тогда как интеллектуальным превосходством, необходимым для imitatio Dei[939] в понимании Маймонида, наделено меньшинство.

Любопытный и, возможно, исторически объяснимый факт: спинозистская интерпретация религиозной заповеди, повелевающей людям подражать любви и справедливости Бога, близка неверно истолкованному в духе кантианского учения представлению Маймонида о подражании Богу. Как мы видели, эта заповедь перенесена в Трактат из Путеводителя, и Спиноза был совершенно последователен, оценивая её (в соответствии с оценкой, которую он в принципе даёт Путеводителю) скорее как теологическую, нежели как философскую. Добавим, что может существовать историческая связь между представлением Спинозы о наиболее достойном виде религии и религиозной морали и этикой Канта. Учитывая, что заповедь о подражании атрибутам в интерпретации Спинозы основана не на интеллектуальном познании Бога, становится очевидной теологическая природа рассматриваемой морали. Другими словами, божественные любовь и справедливость, которым нужно подражать, могут быть поняты как моральные качества. С точки зрения Спинозы, данная заповедь не обязательно подразумевает истинное представление о Боге («идею Бога»). Поэтому (и в силу ещё нескольких фундаментальных причин, о которых подробнее будет сказано ниже), с одной стороны, моральный аспект всеобщей религии Спинозы имеет сущностно нефилософский характер (в отличие от советов, данных в последней главе Путеводителя людям, достигшим философского совершенства). С другой стороны, это моральное учение, как и предписания из Путеводителя, касается прежде всего политической сферы. Согласно Спинозе, личные обязанности по отношению к ближнему должны всегда подчиняться превосходящим их требованиям общественного долга:


Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука