Читаем Иудаизм, христианство, ислам: Парадигмы взаимовлияния полностью

Известно, что любовь (pietas) к отечеству есть самая высшая любовь, какую кто-либо может обнаружить; в самом деле, с уничтожением государственной власти (imperium) ничто хорошее не может устоять, но всё подвергается опасности, и только ярость и беззаконие господствуют, наводя величайший страх на всех. Отсюда следует, что ничего благочестивого (nihilpium) нельзя сделать ради ближнего, что не стало бы неблагочестивым, если от этого следует вред для всего государства (res publica), и наоборот, ничего нечестивого (nihil impium) против ближнего нельзя учинить, чего не приписали бы благочестию, если это совершается ради сохранения государства. Например, тому, кто препирается со мной и хочет взять мою рубашку, благочестиво отдать и плащ, но если принять в соображение, что это гибельно для сохранения государства, то, наоборот, благочестиво привлечь его к суду, хотя бы он должен был быть осуждён на смерть. По этой причине и прославился Манлий Торкват, так как благо народа для него значило больше, нежели любовь (pietas) к сыну. Коль скоро это так, то следует, что благо народа (soluspopuli) есть высший закон, к которому должно быть приноровлено всё человеческое и божественное. Но так как только верховной власти (summa potestas) поручено определять то, что необходимо для блага всего народа и безопасности государства, и приказывать то, что она признаёт необходимым, то отсюда следует, что только верховной же власти поручено определять то, каким образом каждый должен выражать любовь к ближнему, то есть каким образом каждый обязан повиноваться Богу. Из этого мы ясно понимаем, каким образом верховные власти оказываются толкователями религии; далее, понимаем, что никто не может правильно повиноваться Богу, если он не приноравливает служение любви к ближнему к обязательной для каждого общественной пользе и, следовательно, если он не повинуется всем решениям верховной власти. Ибо так как по заповеди Бога мы все (без всякого исключения) обязаны упражняться в благочестии и не причинять вреда никому, то отсюда следует, что никому не позволительно (licere) помогать кому-нибудь во вред другому, а тем более во вред всему государству и что, стало быть, никто не может благочестиво относиться к ближнему согласно заповеди Бога, если он благочестие и религию не сообразует с общественной пользой (utilitas publica). Но о том, что полезно для государства, ни один частный человек не может знать иначе, как на основании решения верховных властей: им только дано управлять общественными делами; следовательно, никто не может правильно упражняться в благочестии и повиноваться (oboedire) Богу, если он не исполняет (obtemperet) всех решений верховной власти (XIX, 232 и далее [218 и далее]).


Затем, в качестве примера религиозных предписаний, сообразующихся с политическими и социальными нуждами, Спиноза приводит эволюцию отношения евреев к представителям других народов. Поначалу политическая необходимость диктовала отделение от других наций (XIX. 233 [219]); отсюда заповедь:


«Люби ближнего своего и ненавидь врага своего» (см. Матф., гл. 5, ст. 43). Но после того как они потеряли государство и были отведены как пленники в Вавилонию, Иеремия учил их заботиться о благосостоянии и того города, в который они были приведены как пленники, а после того как Христос увидел, что они будут рассеяны по всему свету; он учил их питать любовь абсолютно (absolute) ко всем. Всё эго весьма ясно показывает, что религия всегда была приноравливаема к пользе государства.


Согласно этой интерпретации, даже учение Христа преследует прежде всего общественные интересы, а не интересы отдельного человека. Спиноза (как Гоббс, см., напр., Левиафан III, гл. 43) полагает, что первейшая религиозная обязанность состоит в повиновении законам и приказам верховной власти государства. Если возникает конфликт между благосостоянием сообщества, которое требует повиновения своим законам, и частной моралью, которая избегает причинять зло человеку, долг перед обществом должен быть на первом месте. Вот пример, которого нет у Спинозы: Креонт в сравнении с Антигоной был прав. Эту концепцию можно обосновать путём обращения к теории происхождения государства. По утверждению Спинозы, «культ справедливости и любви получает силу права (vis iuris) только на основании государственного права (ex iure imperii)… В естественном состоянии у разума не больше права, чем у желания (appetitus)» (XIX, 230 [215]). Другими словами, моральные обязательства появляются вследствие возникновения политического сообщества.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука