Иудаизм, христианство, ислам: Парадигмы взаимовлияния

Согласно отрывку “А”, Мани заявлял, что у него есть истинное евангелие Христа; о подобном факте упоминает и епископ Харрана Теодор ибн Курра (IX в.)[310]. Достаточно, хотя и не абсолютно ясно, что в этом евангелии был сформулирован тройной запрет на отношения с женщинами, жертвоприношения и употребление в пищу мяса. Все три запрета составная часть учения Мани; до некоторой степени они напоминают традицию, согласно которой отец Мани в своё время услышал некий голос, запретивший есть мясо, пить вино и сближаться с женщинами[311].

В первом отрывке говорится о признанных христианами евангелиях (во множественном числе), где, по утверждению Мани, есть места с осуждением обряда жертвоприношений и мясоедения; эти евангелия с большой вероятностью можно отождествить с евангелием эбионитов, на которое ссылается Епифаний; тем же евангелием, по предположению Альфарика[312], мог пользоваться Мани[313].

Поскольку в текстах Tathbit упоминается о том, что сам Иисус приносил жертвы, то очевидно, что иудеохристиане, учение которых в них отражено, не идентичны эбионитам Епифания; как уже было отмечено, они ближе к его же «назареям».

Параллель между Мани и Павлом, проведённая в отрывке Б, явно оскорбительна для обоих; однако, по всей вероятности, выпад направлен в первую очередь против Павла: у Мани прочно установилась репутация ересиарха как среди христиан, так и (в более поздний период) среди мусульманских читателей текста. В отрывках прослеживается остроумная аналогия между уступками Мани зороастризму и уступками Павла римским верованиям и обычаям. Другие детали, например то, как Мани представлял себя в первых строках своих сочинений, наводят (не только авторов текста, но и современных учёных) на мысль, что Мани намеренно подражал Павлу[314].

Ссылка на непонятность или бессмысленность языка Авесты и на отличие его от языка персов, вероятно, восходит к сасанидскому периоду, когда зороастризм был государственной религией. Утверждение, что Мани составил толкование на Авесту, может быть связано с включением авестийских богов в его мифологию.

То место в отрывке Б, где Мани заявляет, что Свет избрал Зороастра и послал его на Восток, а Христа послал на Запад, имеет большое сходство с отрывком из трактата Мани Shabuhragan, который цитирует Бируни[315], однако высказывания Мани в этих двух произведениях не тождественны.

Приложение II

Евангелие от Варнавы

Нижеследующие заметки преследуют достаточно узкую цель: я попытаюсь вкратце указать на возможную связь так называемого Евангелия от Варнавы с основной темой настоящего исследования. Моё внимание к вопросу привлёк Д. Флуссер; его поразили наблюдения по поводу Евангелия Варнавы, высказанные Джоном Толандом в его сочинении Nazarenus.

Итальянская версия Евангелия от Варнавы и фрагменты последней версии изданы вместе с английским переводом Lonsdale & Laura Ragg (Oxford, 1907). Во вступительной статье эти авторы критикуют мнение учёных XVIII в., утверждавших, что речь идёт о тексте, переведённом с арабского. Издатели же придерживаются точки зрения, что итальянский текст представляет собой оригинальное (или практически полностью оригинальное) произведение, созданное во второй половине XVI в. или же, что ещё более вероятно, даже раньше. Некоторые их аргументы заслуживают внимания. Так, например, не исключено, что автор или переводчик этого сочинения был знаком с Вульгатой. Я мог бы добавить одно замечание: фигурирующие здесь ветхо- и новозаветные имена, как правило, приближены к их латинской или итальянской форме. Это могло бы согласоваться с гипотезой о переводе с арабского только в том случае, если переводчик очень хорошо знал оба Завета — настолько хорошо, что был способен распознать соответствующие имена в их арабском обличье. Отметим, что они там могли быть дополнительно искажены из-за особенностей арабского письма.

Тем не менее утверждения и доводы издателей представляются односторонними; они не учитывают всей сложности этого произведения.

Не буду касаться здесь очевидно исламских элементов, присутствующих в итальянском тексте; на многие из них уже указали издатели. Излишне говорить также о роли, которая приписывается Мухаммаду — это скорее он, нежели Иисус, представлен здесь Мессией. Хотя подобное утверждение не входит в ортодоксальную доктрину ислама, но очевидно, что родиться оно могло только в мусульманской среде. Определённо исламский характер носит также замечание, что Бог прежде всего прочего создал своего Посланника (il nontio suo, с. 298), то есть Мухаммада.

Есть много и других примеров. Да не посетуют на меня издатели Евангелия от Варнавы, но я уверен: отбросить предположение, что большая его часть переведена (или адаптирована) с арабского, можно только если закрыть глаза на имеющиеся здесь существенные признаки обратного.