Иудей

…О, украшение Греции! Ты, что из мрака впервые

Светоч познанья извлёк, объясняя нам радости жизни!

Вслед за тобой я иду и шаги свои сообразую

С теми следами, что раньше стопы твои напечаталели.

Не состязаться с тобой я хочу, но тебе с восхищеньем

Следовать только дерзаю. Возможно ли ласточке спорить

С лебедем? Можно ль дрожащему телом козлу состязаться

С силою той, что являет в ристалищах конь быстроногий?

Ты наш отец, открывающий тайны вещей, ты ученье

Преподаёшь нам отечески. В славных твоих сочиненьях

Черпаем все мы, подобные пчёлам, что лучшие соки

Пьют из цветов. Все мы жаждем твоих золотых изречений,

Да, золотых и достойных бессмертья всегда и вовеки…

Старый первосвященник читал творение уже ушедшего из мира поэта, в отдалении глухо шумел, как всегда, мятущийся город, а над ним, сквозь резную листву дремлющих пальм, синело дряхлое, по выражению Лукреция, небо…

По песку послышались мягкие шаги старого слуги Анании, Израэля.

— Царь Агриппа и принцесса Береника желали бы видеть тебя, господин, — низко склонился он.

— Проведи их сюда и прикажи рабам подать нам лучших фруктов и всяких прохладительных напитков.

С глубоким поклоном тот ушёл, и скоро в глубине сада послышались голоса. Анания поднялся навстречу высоким гостям.

— Царь и прекраснейшая из прекрасных, какой благоприятный ветер занёс вас к такому старику, как я? Прошу вас… Большей радости я не мог бы себе и придумать…

И, обменявшись приветствиями, все воссели на пёстрые ковры. Хотя именно благодаря Агриппе и потерял Анания место первосвященника, но они дулись один на другого недолго: Анания понимал, что иначе Агриппе поступить было трудно и что закон был, во всяком случае, против него… Агриппа потянулся и взял свиток.

— О!.. О!.. — воскликнул он с притворным ужасом, высоко поднимая свои подкрашенные брови. — Наш первосвященник читает под пение цикад самого Лукреция!.. Куда же мы идём?

— Да куда же в такую жару идти? — улыбнулся Анания. — И что бедный старик, как я, может придумать себе в одиночестве, как не часок-другой философии?

— Я не люблю философов, — комически поморщился Агриппа. — Это особая порода людей: сварливая, ленивая, суетная, раздражительная и напыщенная. От нечего делать они напридумывали себе лабиринты пустых слов и называют себя стоиками, академиками, эпикурейцами, перипатетиками и другими, ещё более смешными названиями; они измышляют всякий вздор о богах, морочат молодёжь, которая льнёт к ним, декламируют трагическим тоном всякие пошлости о добродетели и.преподают искусство бесплодных рассуждений.

— О!.. О!.. — засмеялся Анания. — Прекрасная Береника, я никогда не думал, что твой брат так строг к нам, бедным философам.

— Но я делаю исключение для благостного Эпикура, — сказал Агриппа. — И Лукреция я люблю. И вот тебе доказательство — слушай: