Первые два десятилетия прямого римского правления оправдали ожидания иудейского народа, уставшего от тирании Ирода и его сына Архелая. Годы власти четырех префектов (позднее – прокураторов) прошли довольно спокойно, и, казалось бы, римляне и иудеи нашли подходящую форму их совместного существования. Правда, перепись населения (с целью налогообложения), которую провел Квириний, римский наместник в Сирии, вызвала сопротивление зелотов в Галилее. Однако их вооруженные выступления носили ограниченный, местный характер и не представляли серьезной угрозы для римской власти. Существенные недостатки новой формы правления выявились лишь с началом прокураторства Понтия Пилата (26–36 гг.). Главная проблема была связана с самими римскими чиновниками. Система назначений на эти должности, сложившаяся при новом императоре Тиберии, предусматривала покупку места прокуратора. Кандидат на эту должность назначался из сословия всадников (второе после сенаторов) и платил в казну большие деньги за вожделенное место. Разумеется, купив эту должность, он торопился не только компенсировать потраченные деньги, но и получить как можно больший доход от нее. Таким образом, Иудея оказалась не под властью бескорыстного и рассудительного императора, каким проявил себя Октавиан Август, а под гнетом алчных вымогателей и казнокрадов. Жестокости и беззакония таких прокураторов зачастую не уступали злоупотреблениям Ирода. Некоторые из них, например Понтий Пилат, демонстративно не считались с религиозными чувствами народа, чего старались не допускать собственные цари. О взяточничестве римских наместников в Иудее недвусмысленно свидетельствует и Новый Завет, повествующий о том, как прокуратор Антоний Феликс (52–60 гг.) надеялся получить деньги за освобождение апостола Павла (Деян. 24: 26). Римский историк Публий Корнелий Тацит писал о том же Феликсе, что «он отличался особой жестокостью и сластолюбием» (Тацит, История, V, 9). Однако из всех римских прокураторов больше всего беззаконий совершили Альбин (62–64 гг.) и особенно Гессий Флор (64–66 гг.). Вот что пишет о них Флавий, являвшийся как их современником, так и свидетелем их преступлений: «Не было того злодейства, которого бы не совершил Альбин. Мало того что он похищал общественные кассы, массу частных лиц лишил состояния и весь народ отягащал непосильными налогами, но он за выкуп возвращал свободу преступникам… Только тот, который не мог платить, оставался в тюрьме… Но Альбин являлся еще образцом добродетели в сравнении с его преемником Гессием Флором. В то время как первый совершал свои злодейства большей частью втайне и с предосторожностями, Гессий хвастливо выставлял свои преступления всему народу напоказ. Он позволял себе всякого рода разбои и насилия и вел себя так, как будто его прислали в качестве палача для казни осужденных. В своей жестокости он был беспощаден, в своей наглости – без стыда. Никогда еще до него никто не умел так ловко опутать правду ложью или придумывать такие извилистые пути для достижения своих коварных целей, как он. Обогащаться за счет отдельных лиц ему казалось чересчур ничтожным; целые города он разграбил, целые общины он разорил до основания, и немного недоставало для того, чтобы он провозгласил по всей стране: каждый может грабить, где ему угодно, с тем только условием, чтобы вместе с ним делить добычу. Целые округа обезлюдели вследствие его алчности; многие покидали свои родовые жилища и бежали в чужие провинции» (Флавий, Иуд. война, II, 14, 1–2). Жалобы на Флора римскому наместнику в Сирии Цестию Галлу сильно встревожили прокуратора и он, спасая себя от неминуемого возмездия, сделал все, чтобы спровоцировать иудейский народ на восстание против Рима. «В войне с иудеями, – писал Флавий, – он видел единственное средство для сокрытия своих беззаконий. Ибо пока существовал мир, он должен был быть всегда готовым к тому, что иудеи пожалуются на него императору. Но если ему удастся вызвать открытое восстание, тогда он мог надеяться большим злом отвлечь их от разоблачения меньшего» (Иуд. война, II, 14, 3). Как непосредственный свидетель и участник тех событий, Флавий считал, что «Флор был тем, кто принудил нас начать войну с римлянами» (Флавий, Иуд. древн., XX, 11, 1). Примечательно, что даже антиеврейски настроенный римский историк Тацит вынужден был признать, что «иудеи терпеливо сносили все, но, когда прокуратором стал Гессий Флор, их терпение окончательно истощилось и они подняли восстание» (Тацит, История, V, 10, 1).