Иудейская война

Так веруют они в то, что душам с несомненной истинностью уготовано совместное существование. Выслушав же данные им поручения, они предают тело огню, чтобы как можно более тщательно отделить душу от тела, и, прославляемые всеми, умирают. Родным и близким гораздо легче провожать их на смерть, чем в дальнее странствие каких-то других своих сограждан. И оплакивают они самих себя, их же считают блаженными, поскольку они уже обретают бессмертное звание. Разве не постыдно для нас считаться хуже индусов и из-за собственного малодушия бессовестно глумиться над отеческими законами, которые даны нам всем народам на удивление? Но и напротив, даже если изначально мы научены противоположному, что будто бы для людей жизнь есть величайшее благо, а несчастие — смерть, то и тогда настоящее положение побуждает нас принять ее с легким сердцем, поскольку мы обретем смерть по необходимости, по воле Божией. Ибо, сдается, давно уже Бог назначил всему еврейскому роду сей жребий — чтобы мы исчезли с лица земли, поскольку не стремились всем сердцем предаваться Ему. Не возлагайте поэтому вину на себя самих и не благодарите римлян, что война против них ввергла нас всех в погибель. Ибо случилось все это не вследствие их могущества, но причина сильнейшая принесла им видимость победы. Разве от римских мечей погибли евреи в Кесарии, когда и не собирались предавать интересы римлян, однако во время празднования субботы на них напала кесарийская чернь и перерезала беззащитных вместе с женами и детьми, не обращая внимания даже на римлян, которые считали врагами лишь отложившихся, таких, как мы? Но можно сказать, что у жителей Кесарии была давняя неприязнь к евреям, жившим у них, и, улучив момент, они выместили старую злобу. Что же тогда сказать об евреях в Скифополе? Ведь в угоду эллинам они дерзнули воевать против нас, а не бороться против римлян вместе с единоплеменниками. Много же пользы было им от преданности и доверия к римлянам, если ими же они и были беспощадно истреблены вместе со всеми своими семействами, получив таким образом награду за помощь римлянам в этой войне. Ведь что помешали они сделать нам по отношению к римлянам, то и претерпели сами как бы по собственной воле. Долго можно было бы говорить о каждом отдельном случае. Но знайте, что из сирийских городов нет такого, который не истребил бы проживающих в нем евреев, хотя они были нам врагами более, чем римлянам. Так, жители Дамаска, не сумев даже выдумать благовидного предлога, устроили в своем городе кровавую бойню и умертвили 18 000 евреев вместе с женами и семьями.

В Египте, как мы знаем, число издевательски убитых превысило 60 000 человек. Они-то, скорее всего, погибли потому, что в чужой земле не сумели найти, чем противостоять врагам, но для тех, кто у себя дома поднялся на войну с римлянами и мог иметь твердую надежду на победу, в том не было недостатка. Ведь и оружие, и стены, и неприступные крепости, и мужество, ради свободы не знающее страха, укрепили всех в мысли об отложении. Но всего этого хватило лишь на краткое время, и, хотя мы исполнились гордых надежд, это оказалось только началом еще больших несчастий. Все было захвачено и все досталось врагам, словно собранное для пущего прославления их победы, а не для спасения тех, кто все это для себя приготовил.

Счастливцами следует считать павших в битвах (ибо они погибли, защищая свободу, и не предали ее); но разве можно не пожалеть оказавшихся в руках у римлян? И кто не поспешит принять смерть ради избавления от такой участи? Из них одни умерли под пытками, истязаемые огнем и бичами, другие же, наполовину съеденные зверями, на потеху и смех врагам оставлены в живых для вторичного съедения. Из них еще можно застать в живых несчастнейших, которые непрестанно молят, но не могут обрести смерть. И где город великий, мать всего народа еврейского, обнесенный множеством стен, защищенный столькими цитаделями и сторожевыми башнями, с трудом вместивший все приготовленное к войне, имевший тысячи защитников, сражавшихся за него? Куда исчез этот город, удостоенный быть обиталищем Бога? Он уничтожен с корнем, до основания, и только памятью о нем остается лагерь разрушивших его, еще стоящий на развалинах. На пепелище Храма сидят несчастные старики и несколько женщин, оставленных врагами ради удовлетворения постыдной похоти. Кто из нас, переживая все это в душе, даже если получит возможность жить в безопасности, в состоянии будет видеть свет солнца? Кто настолько враждебен своему отечеству или настолько труслив и привязан к жизни, что не раскаивается и в том, что до сих пор жив?