6. Но ни сам Эльазар не помышлял о бегстве, ни кому-либо другому не позволил бы сделать это. Когда он увидел, что стена сожжена и более нет никакой надежды на спасение или помощь, и ясно представил себе, что в случае победы сделают римляне с сикариями, с их женами и детьми, он решил, что все должны умереть. Считая этот выход в создавшемся положении наилучшим, он собрал самых отважных из своих товарищей и стал ободрять их на этот шаг следующими словами: «Уже давно, храбрые мужи, приняли мы решение не быть рабами ни римлян, ни кого бы то ни было, но только Бога (ибо Он один истинный и справедливый Господин над людьми). Именно сейчас пришло время, которое обязывает нас на деле доказать верность своему решению. Не посрамим же себя в этом, и если уж мы не потерпели рабства и прежде, когда оно ничем не грозило нам, то тем более теперь, когда вместе с ним нас ожидает ужаснейшее отмщение, если мы попадем в руки римлян живыми. Ибо и восстали мы первыми, и последними продолжаем вести борьбу. Я считаю, что по милости Божией дарована нам, до сих пор свободным, возможность достойно умереть, чего не удавалось другим, которых заставали врасплох. Нам наперед ясно, что завтра мы попадем в плен, но мы вольны избрать для себя славную смерть вместе с самыми дорогими людьми. Ибо в этом враги не могут нам помешать, как бы они ни желали взять нас живыми. К тому же нам уже не одолеть их в сражении. Ибо еще в самом начале, когда для нас и наших соотечественников, пожелавших сразиться за свободу, все складывалось тяжело и более благоприятно для наших врагов, следовало угадывать в этом Божий замысел и понимать, что Он обрек на уничтожение некогда любезный Ему еврейский народ. Ведь если бы Он оставался милостивым к нам или по крайней мере не так сильно гневался на нас, то не попустил бы гибели стольких людей и не предал бы Своего священного народа врагам на сожжение и уничтожение.
Получается, что из всего еврейского народа мы одни возымели надежду на то, что уцелеем и сохраним свободу, словно мы безгрешны пред Богом и непричастны к беззакониям, в то время как мы и других этому научили. Между тем вы видите, как Бог сокрушает нас в этих тщетных надеждах и ставит перед неизбежностью перенести ужасы большие, чем любые наши ожидания. Ибо нашему спасению не помогла ни защищенность этого места, ни изобилие припасов и огромное количество оружия, ни все прочие приготовления, имеющиеся у нас в избытке. Ясно, что сам Бог лишает нас надежды на спасение. Ибо пламя, которое было устремлено на врагов, не само по себе обратилось на выстроенную нами стену, но это гнев Божий, карающий нас за многочисленные преступления, которые мы в своем безумии дерзнули совершить против своих соплеменников. И пусть мы сами понесем наказание, но не перед римлянами, злейшими нашими врагами, а перед Богом. Его наказание не так страшно, как наказание врагов. Пусть жены наши умрут неопозоренными и дети наши — не изведавшими рабства. И вслед за ними окажем и мы друг другу достойную милость, сохранив тем самым свободу как величественное себе надгробие. Но прежде и имущество наше, и всю крепость пускай истребит огонь. Я прекрасно знаю, как будут огорчены римляне, если не овладеют нами и обманутся в своих надеждах на добычу. Мы оставим только съестные припасы, ибо после нашей смерти они будут свидетельствовать о том, что мы были побеждены не нуждой, но, как и решились с самого начала, предпочли смерть рабству».