Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары

Она фыркнула:

—Есть основания. Уверен, что его цвет лица как-то связан с карельгедином?

—Почти.

—Затребую все данные, — сказала она решитель­но. — Подам запрос в полицейский департамент, а там дадут разрешение на просмотр личных медицинских карточек... Только нужно обоснование.

—Придумай, — сказал я отстраненным голосом, — ты же человек правильный, все по закону... по инструк­циям... ты не из Германии, случаем?..

—С чего вдруг?

—Да так, что-то арийское промелькнуло... Дойчланд, Дойчланд, юбес аллее... Я сам люблю людей дис­циплинированных... Знаешь, у него уже и поджелудоч­ная барахлит...

Она спросила так злобно, что стала похожей на оска­лившего зубы хорька, которого рисовал Леонардо на картине, названной «Дама с горностаем»:

—Это тоже твоя интуиция?

—Правда, — спросил я скромно, — почти жен­ская?.. Ну, тоже ни с того ни с сего, так ей дорогу, а все пусть разбегаются, кто не спрятался — я не вино­ват... Предлагаю действовать так, словно ты уже по­лучила право доступа к личным делам, пересмотрела и убедилась, да...

—В чем?

Я ответил мирно:

—В том, что я случайно угадал. А пока будешь рас­кручивать, в самом деле получишь доступ и пересмо­тришь...

—А если увижу, что все брехня?

—   Тогда я в полном твоем распоряжении, — ответил я. — Можешь убить, можешь насиловать, а можешь и задавать любые вопросы, что, конечно же, куда страш­нее и ужаснее.

Она посмотрела со злостью, но не вдарила, только прошипела люто:

—   Ладно, поехали!

Я даже не спросил куда, сейчас будет подчеркнуто крутой, не признаваться же, что рискнула поверить на слово, потому станет командовать, чтобы показать, что делается все по ее воле, я тут просто мимо шел, потому из жалости подобрала, но без права пищать и вякать.

Приехала она, понятно, в участок. Куда же еще при­едет дисциплинированный полицейский, тем более — полицейская, что подразумевает двойную дисциплини­рованность и уставопослушность.

Я ожидал, что на меня будут посматривать с интере­сом, как же, пришла с опасным конвоируемым, Синенко точно позаботится о такой моей репутации, так что надо вести себя предельно смирно.

Когда я только входил в двери, почти все приподня­лись и смотрят очень даже настороженно, Мариэтта даже округлила глаза.

—   Что-то случилось?

Но смотрели не на нее, а на меня. Я сразу сообразил, что еще когда сделал шаг к зданию полиции, у них там вспыхнуло на сканерах, что приближается человек с армейским пистолетом в кобуре скрытого ношения, однако... да-да, однако есть лицензия и право выносить из дома.

Мариэтта дернулась, когда один из полицейских, с виду крутой и бывалый, вскинул кулак и отсалютовал мне тем характерным жестом, что принят у коммандос. Видимо, где-то увидел в кино.

Я ответил Мариэтте бесстыднейшей улыбкой, она нахмурилась и резко бросила командным тоном:

—Сядь вот здесь и не мешай.

—Как скажешь...

—И не чешись, как бабуин!

—А как кто можно?

Она не удостоила меня ответом, а я послушно сел на указанный стульчик и поглядывал, как она, пользуясь возможностями полиции, проверяет все связи Ширли Кассеро, в том числе и те, которые у той под никами и аватарами. Сейчас нет такого человека, у которого бы не было персов и твинков в соцсетях, баймах, скайперах, дендлерах и квикастерах, так что да, проверка за­нимает время даже на современных суперскоростях квантовых компьютеров.

На всякий случай Мариэтта проверила и Онищенко, но этот любитель старины в самом деле стерильно чист, а за жизнь так цепляется, что вегетарианец с пеленок, никогда в рот не брал ничего вредного, не пьет, не ку­рит, спать ложится вовремя, с женщинами дел не име­ет вообще — от них проблемы, подписан на все новости о здоровой жизни и новинках медицинских техноло­гий...

Она пробормотала с неудовольствием:

—Придется исключить...

—А жалко? — спросил я с пониманием. — Я бы та­ких тоже сажал.

Она вскинула брови.

—За что?

—За никчемность, — пояснил я. — Добро бы жизнь берег для какой-то пользы!.. Хоть не обществу, кому оно нужно, хотя бы семье, друзьям, любимой собаке...

—Фашист, — сказала она с удовольствием. — Чело­веконенавистник!

—Да какой он фашист, — возразил я.

—Ты хвашист!

—Зато собак люблю, — возразил я. — Вчера кино смотрел, как мужик за то, что его собаку убили, целую банду уконтрапупил!

Она отмахнулась.

—Я таких сто штук смотрела.

—А видела, — спросил я, — чтобы кто-то за убитого кота хоть пальцем пошевелил? То-то. Мы, собакофилы, люди активной позиции, за нами не заржавеет. Чуть что — в хлебало! Новый вид интеллигенции.

—Ты ящерофил, — обвинила она.

—Яшка у меня собака, — объяснил я. — Порода та­кая! Женщинам это не понять. Ты лучше копай дальше. Возможно, ее хряпнул кто-то из тех, кто вообще не при­нимает.

—Чего вдруг?

Я пожал плечами.

—   Наркодилеры сами не употребляют. Для тебя это новость?

Она поморщилась.

—У тебя и сравнения...

—Ишши, — напомнил я. — В наше демократичное время всякий человек обязан быть голым под недрем­лющим оком правительства и просто любопытствую­щих. Проверяй все. Вплоть до чеков за покупку пирож­ных. Где большие деньги, там и конкуренция.