Юг в огне

— Я ж, братцы, наипервейший человек в станице… Дом о пяти комнатах… Косилка, молотилка есть… Пять лошадей, шесть пар быков… умею жить… Засевал до войны десятин по шестьдесят. Сына в офицерья вывел… Войсковой старшина он зараз…

Вскоре старик до того напился, что уже ничего не соображал. Осоловелыми глазами поводил он вокруг, что-то бормоча себе под нос.

— Дед, спать хочешь? — спросил у него Виктор.

— Спать, — забормотал старик, — спать…

Виктор уложил его под кустарник, и старик сейчас же заснул.

— Собирайтесь, товарищи! — сказал Виктор.

Забрав с собой хлеб и недоеденную рыбу, спутники Виктора уселись в лодку. Виктор же, вынув из кармана деньги, отсчитал несколько сотенных, положил возле старика.

— Это ему за лодку, — сказал он. — Чтоб не думал, что большевики грабители.

Оттолкнув от берега лодку, он вскочил в нее, и они поплыли вниз по течению.

* * *

Через неделю Виктор со своими спутниками, наконец, добрался до Ростова. Предосторожности ради он ни к кому из товарищей по подпольной организации не пошел. Не посетил даже и Марины. Вначале он решил пойти к Маше и узнать от нее о положении в городе.

Девушка была изумлена его приходом.

— Виктор! — вскричала она. — Да разве вы на свободе?

— Как видите. А почему я должен быть не на свободе?..

— Я слышала, что вас арестовали.

— Сведения ваши неправильные. Вы Марину видите?

— Марину?.. А разве вы ничего не знаете?..

Виктор побледнел.

— А что с ней случилось?

— Она ведь арестована.

— Марина арестована?! — схватил он за руку девушку. — Когда?

— Уже дней десять.

Всего мог ожидать Виктор, но только не этого. Он обессиленно присел на стул и вытер рукавом выступившую на лбу испарину.

— Как же это случилось, Маша? — глухим голосом спросил он.

— Я подробностей не знаю. Слышала только, что арестована. Говорят, много арестов было…

Посидев некоторое время, успокоившись и собравшись с мыслями, Виктор попросил Машу сходить к хозяйке и принести его вещи, если их не забрала полиция.

К его счастью, оказалось, что полиция взяла только бумаги, остальные вещи сохранились. Их принесла сама хозяйка. При виде Виктора добросердечная женщина расплакалась.

— Родненький мой сыночек, — обняла она Виктора. — На чего ж ты стал похож… Бледненький, худой… Загоняли тебя проклятые полицейские…

Виктор переоделся в новые брюки и гимнастерку, надел новые сапоги и, оставив на хранение хозяйке остальные вещи, ушел.

Он разыскал Семакова, Иван Гаврилович обрадовался Виктору. Вместе они и пошли доложить подпольному комитету о результатах поручения, которое было дано Виктору.

Дорогой Семаков рассказал Виктору об аресте Марины и многих подпольщиков. Семаков избежал ареста лишь потому, что за день до этого переменил квартиру.

— Теперь я убежден, что это дело рук Афанасьева, — сказал Семаков.

— Почему так думаешь, Иван Гаврилович?

— Дня за два до ареста Марины она мне рассказала, что Афанасьев домогался ее любви. Марина с негодованием отвергла его притязания. Тогда Афанасьев пригрозил ей, что она будет раскаиваться. Ну, вот он ей и отомстил…

— Гадина!.. — проскрежетал зубами Виктор.

XXXII

Дорога была гладкая, укатанная. Новенький, поблескивающий свежими красками английский автомобиль быстро мчался вперед, оставляя позади длинный серый шлейф пыли.

Шофер Нартов был мастером своего дела. Внимательно поглядывая вперед, он священнодействовал за баранкой руля. Рядом с ним сидевший Конон сначала с восхищением смотрел на него, дивясь тому, с какой виртуозностью он управлял послушной машиной. Потом ему надоело смотреть на шофера. Укачиваемый машиной, он стал дремать…

В это время Сазон, покуривая, сидел на гробе в кузове автомобиля и созерцал открывавшиеся перед ним великолепные пейзажи донской степи. Потом внимание его отвлек гроб. Он с интересом стал его рассматривать. До чего ж красив был этот гроб! Сазон никогда в своей жизни не видывал подобных. Гроб был обит малинового цвета бархатом. По бокам его обрамляли золотые галуны из позументной тесьмы; по углам свисали большие махры из серебра. Стоял он на точеных ножках, отделанных лаком.

— Вот гроб так гроб! — восторженно восклицал Сазон. — Всем гробам гроб… В таком гробу сладко и умереть. Не гроб, а одна лишь красота!

Но восторги его быстро кончились. Рассматривать гроб ему надоело, и блуждающий его взор снова переключился на природу. Вокруг покойно лежала широкая, беспредельная степь, от края до края залитая изумрудным цветением сочных трав. Желтые, красные, голубые полевые цветы, вспыхивая огоньками, приветливо кивали Сазону своими головками. На горизонтах призрачно вырисовывались синие, дрожащие в мглистом мареве, сторожевые курганы, тысячелетия назад понасыпанные полудикими кочевниками на могилах знатных воинов…

Солнце палит. Над степью в зное висит трескучий гам невидимого мира. Кузнечики ведут свою длинную, однообразную песнь… В раскаленном воздухе кувыркаются птицы, и их веселая, звонкая болтовня слышится там и здесь… Часто дорогу торопливо перебегают суслики. Заслышав шум автомобиля, из придорожных трав, словно брызги, разлетаются во все стороны в крикливом гаме стайки перепелов и куропаток…