Юг в огне

— А вот как допьем здесь, так и поедем к девочкам.

— Ей-богу? — обрадовался Афанасьев. — А у вас есть?

— Найдем.

— Вот это дело, — оживился Афанасьев. — Ей-богу, дело! Признаюсь, как увижу красивую девочку, так весь сам не свой делаюсь… Эх, черт побрал!.. Люблю красивую жизнь!.. Я извиняюсь, господин офицер, выйду до туалета…

— Может быть, проводить?

— Нет, спасибо. Я сам.

Пошатываясь, Афанасьев отдернул портьеру, вышел. Прапорщик встал и снова ее задернул. Но она тотчас же приподнялась. Вошел Виктор.

— Ну как, Вася? — тихо спросил он у прапорщика.

— Все идет как по маслу, — усмехнулся тот. — Он во всем признался.

— Напои его водкой до бесчувствия, — прошептал Виктор. — Я тут на улице, на фаэтоне жду… Да выпытай у него, есть ли у нас еще провокаторы…

— Ладно, ладно! — отмахнулся прапорщик. — Уходи, а то он сейчас войдет.

Виктор исчез за занавеской. Вскоре, раскачиваясь из стороны в сторону, вошел Афанасьев. Он грузно сел на стул.

— У-у! — помотал он головой. — Я, кажись, того… охмелел… Ах, да наплевать! — махнул он рукой. — Только и нашего, что немного повеселишься. Жизнь стала мрачная… Никакой отрады не видишь ни для души, ни для тела… Слушай, прапорщик, как тебя зовут, а?.. Меня Василием, а тебя?

— Меня тоже Василием зовут.

— О! — обрадованно вскочил Афанасьев. — Значит, тезка?.. Великолепно, дай расцелую.

Он обнял офицера и облобызал его. Прапорщик брезгливо вытер губы носовым платком, потом, взяв графин с водкой, налил в стаканчики.

— Выпьем.

Вскоре Афанасьев настолько напился, что стал плохо соображать.

— Вася! — бормотал он. — Слышишь, Вася… Поедем к девочкам… Люблю девочек…

— Выпей вот еще, — подал ему стаканчик с водкой прапорщик. — Выпьем тогда поедем.

— И выпью! — вызывающе воскликнул Афанасьев. Вырвав из рук офицера стаканчик, он залпом выпил водку. Но, видимо, это уже было сверх меры. Афанасьев ошалело мутными глазами оглянулся вокруг, хотел что-то сказать, но покачнулся и, промычав нечто бессвязное, опустил голову и стал засыпать.

Прапорщик с брезгливой усмешкой посмотрел на него.

— Сволочь!

Афанасьев приподнял голову и уставился на офицера.

— Кто — сволочь? — спросил он.

— Да официант, — усмехнулся прапорщик. — Велел принести ему еще водки, а он не несет… Сейчас выпьем и поедем к девочкам.

— Вася, друг, поедем, — оживился Афанасьев.

— Обязательно, — кивнул офицер. — Ты мне вот только скажи, кто еще с тобой работал заодно?

— Да ведь это не точно, — пьяно мотал головой Афанасьев.

— Ну а все же…

— Слышал, будто…

— Ну-ну?..

— Емельян Василенко…

— А еще? — записал на папиросной коробке прапорщик.

— Чуднов…

— А еще?..

— Грачев…

— А еще кто?

— Больше не знаю, ей-богу, не знаю, — снова положив голову на стол, он захрапел.

Расплатившись с официантом, офицер попросил его помочь довести пьяного Афанасьева до извозчика.

Его посадили в экипаж, и он тотчас же повалился на сиденье и заснул.

Подошел Виктор.

Молодой прапорщик вытащил коробку с папиросами. В ней была только одна папироса, он закурил и бросил коробку.

— Ну, рассказывай, Вася, — попросил Виктор.

Вася Колчанов коротко рассказал ему о разговоре, который у него был с Афанасьевым.

— Значит, гад, признался? — угрюмо спросил Виктор.

— Да. Теперь нет никаких сомнений в том, что он провокатор.

— Ты выяснил, один он был провокатором, или еще кто есть?

— Ах ты, черт возьми! — вдруг спохватился Колчанов. — Коробку-то я бросил… Где она?..

— Да вон мальчик поднял ее, — недоумевающе сказал Виктор. — Зачем она тебе?.. Она же пустая…

— Мальчик!.. Мальчик!.. — ринулся Колчанов к оторопевшему мальчугану. — На тебе три рубля, а ты отдай мне коробку…

Завладев коробкой, Колчанов прочитал на ней:

— Емельян Василенко… Чуднов… Грачев… Знаешь ты таких?

— Не знаю, — ответил Виктор. — Но узнаем. Дай мне коробку. Поедешь со мной или нет?

— Нет, Витя, спасибо, — покачал головой Колчанов. — Я понимаю, куда ты его повезешь. Мне там не место. Это дело ваше, как с ним поступить, меня это не касается.

— Один вопрос, Вася, — взволнованно сказал Виктор. — Ты видел Марину?

— Три дня назад в тюрьме, и то мельком.

— Как она? — с болью спросил Виктор.

— Настроение неплохое, но похудела, побледнела. Она узнала меня и улыбнулась. Я ей дал понять, чтоб надеялась…

— Бедная, — прошептал Виктор. — Вася… — тихо сказал он и запнулся.

— Ну-ну?

Но Виктор молчал. Колчанов обнял его.

— Я знаю, что ты хотел сказать… Пока, Витя, ничего не могу тебе обещать. Очень уж строгий надзор за ней… Но я верю, что мы что-нибудь сделаем. Не горюй, Витя, сделаем, — пожал он руку Виктору.

— А о товарище Елене что-нибудь знаешь?

— Та сидит в одиночке. К ней никого не допускают. О ней я ничего утешительного не могу сказать… Если появится какая возможность, я сейчас же сообщу. Пока, а то Афанасьев очнется да еще сбежит…

— Не сбежит, — сурово сказал Виктор. — За ним следит извозчик, а он наш парень. Ну, прощай!

Вскочив в экипаж, он сел рядом со спавшим Афанасьевым и крикнул извозчику:

— Гони, Ваня!

— Туда? — оглянулся парень.

— Да, Ваня, туда.

Они помчались по Садовой.

VIII