Юг в огне

У подъезда посольства стоял лакированный длинный черный лимузин.

— Не робейте, полковник, — поучал дорогой Саблин Константина. — Он не бог, а такой же человек, как и мы с вами, а поэтому, прошу вас, не теряйте человеческого достоинства, особенно достоинства русского человека, к тому же донского казака…

* * *

По выражению Ленина, Уинстон Черчилль был «величайшим ненавистником Советской России».

Вот к такому-то человеку и вез Константина Ермакова старый пройдоха, искушенный в тонкостях дипломатии посол Саблин. Старик, конечно, отлично понимал, что этот грубый невежественный казачий полковник не представляет особого интереса для военного министра Великобритании, но надеялся, что своими рассказами о зловещем большевизме Ермаков сумеет еще больше разжечь ярость Черчилля.

Саблин, сидя рядом с Константином в автомобиле, что-то рассказывал ему, указывая на осыпанные разноцветными рекламными огнями магазины, парки, памятники, на огромные, потемневшие от дождя, влажные каменные громады зданий. Но Константин почти не слушал его. Он радостно думал о том, что вот побеседует сегодня с Черчиллем, выяснит все — и через несколько дней уже сможет тронуться в путь, домой.

— Куда мы едем, Андрей Аркадьевич? — спросил он у старика.

— В Вест-Энд, — ответил тот и стал рассказывать, что собой представляет этот Вест-Энд.

Автомобиль плавно подкатил к чугунным ажурным воротам. Шофер выскочил из кабины и услужливо распахнул дверцу машины перед Саблиным.

— Прошу вас, сэр, — сказал он. — Мы приехали. Это дом военного министра лорда Черчилля.

Посол, опираясь на плечо шофера, тяжело вылез из автомобиля, подошел к привратнику, сидевшему в будке у ворот, и назвал себя. Тот распахнул перед ним калитку.

— Пожалуйста, милорд! — сказал он и, пропуская гостей, нажал кнопку звонка.

Саблин и Константин направились к большому старинному одноэтажному каменному дому, стоявшему в глубине двора. Предупрежденный звонком, швейцар уже гостеприимно распахнул перед ними широкую стеклянную дверь.

Раздевшись в обитой дубом передней, сопровождаемые лакеем, Саблин и Константин прошли мимо двух бронзовых рыцарей в латах, в застывшей позе стоявших с факелами у дверей, ведших в огромный освещенный зал.

— Прошу, милорды, в кабинет, — сказал лакей и открыл перед поздними визитерами тяжелую резную дверь.

В просторном кабинете стоял полумрак. Пахло хорошим табаком и мятой. При входе их из-за письменного стола поднялся светловолосый мужчина средних лет и сделал несколько шагов навстречу.

— Приветствую вас, джентльмены, — слегка поклонился он.

— Хэлло, милорд! — подал ему руку Саблин. — Познакомьтесь, сэр, с посланцем тихого Дона, полковником Ермаковым.

— Весьма рад, — пожимая руку Константину, сказал Черчилль. — Прошу садиться, господа. Курите, — указал он на раскрытую коробку с гаванскими сигарами.

Взяв сигару и срезав кончик ее, Константин закурил и с любопытством окинул взглядом Черчилля.

Ничего особенного в Черчилле не было. Походил он на мелкого банковского клерка. Было Черчиллю лет сорок пять. Среднего роста, с небольшими светлыми усами, он уже начинал немного полнеть.

— По-английски говорите? — спросил Черчилль у Константина.

— Немного. Но за это время, что прожил у вас, в Лондоне, я стал говорить и понимать значительно лучше.

— Практика, — улыбнулся Черчилль. — Вы простите, полковник, что я вас задержал, — с любопытством разглядывая Константина в его казачьей форме, проговорил он. — Был занят. Мы, высшие чиновники британского правительства, часто не располагаем собой…

— Это же закон, — подобострастно подхватил Саблин. — Чем выше человек занимает пост, тем занятее он бывает.

Свет от настольной лампы мягко падал на лицо Черчилля. Он сидел спиной к огромному шкафу из красного дерева, заполненному книгами с золочеными корешками. Над шкафом висел большой портрет в тяжелой бронзированной раме какого-то сановного мужчины в средневековом одеянии.

— Я, — сказал Черчилль, — читал ваши статьи, полковник, в нашей прессе. — Хорошие статьи. Они раскрывают перед читателем правдивую картину действительности теперешней России… Мне хочется задать вам несколько вопросов. Вы разрешите?

— Пожалуйста, господин министр, — наклонил голову Константин. — Я вас слушаю.

— Мне бы хотелось знать, все ли население Донской области враждебно относится к большевикам и их доктрине, или есть и такие слои, которые им симпатизируют?

— Почти все поголовно донские казаки ненавидят большевиков, — ответил Константин. — Другое дело иногороднее население… Многие из иногородних симпатизируют идеям большевиков…

— Что значит «иногороднее население?» — спросил Черчилль.

Константин пояснил. Завязалась беседа. Черчилль много и подробно расспрашивал Константина о положении на Дону, о России, записывал в блокнот его ответы.

— Не хотите ли коньяку? — вдруг спросил он у своих гостей. И, не дожидаясь, ответа, подошел к одному из внушительных шкафов, достал оттуда графин с коньяком и три хрустальные рюмки.

— Люблю коньяк, — сказал Черчилль, разливая из графина по рюмкам. Полезен для здоровья. Прошу!

Выпили и сели в кресла.