Юг в огне

Ехали молча, тихо. А когда выехали за хутор, старик погнал сытую лошадку вскачь, словно боясь, что их нагонят.

Без особых приключений Антон Поликарпович довез Прохора до разъезда Грачи, где, как правильно предполагал Прохор, находился красногвардейский отряд.

Военный комендант усадил Прохора в проходящий поезд, и он поехал в Дурновскую. Его потянуло туда. Он знал, что там он сейчас нужен.

II

Явившись в станицу ночью, Прохор зашел к дяде Егору Андреевичу Волкову.

— О, служивый! — удивился тот. — Какими судьбами?

— Отслужился, дядя. На одной станции меня нечаянно ранил солдат, вот я и приехал к тебе немного отдохнуть, пока рана заживет.

— Ты что ж, ай к своим не пойдешь?

— Как же я пойду? Ведь поссорился я с отцом.

— Мало ли чего не бывает в жизни, — сказал Егор Андреевич. Поругались и помиритесь. Свои ведь… Хотя, — неодобрительно покачал он головой, — отец-то твой человек гордый, сурьезный. Он с той поры и со мной не разговаривает. Право слово, гордец. А советскую-то власть терпеть не может… Так бы, кажись, придушил ее…

Прохор устало усмехнулся.

— Что ему советская власть поперек горла, что ли, стала?

— Бог его знает, что он на нее взъелся. Так каждый день и рыпит, как неподмазанное колесо. Все ругает большевиков… Брата твоего, Захара, прямо заел…

— Захара? — изумился Прохор. — Разве он дома?

— Ай не слыхал?.. Пришел твой братень… Бежал из германского плена… Да только беда с ним… Будто умом немножко тронулся… Говорит, в плену-то истязали его германцы…

— А как мать?.. сеструшка Надя?.. здоровы ли?

— Слава богу, здоровы.

— А о Викторе что слышно? Где он теперь?

— Ничего не знаю, — развел руками Егор Андреевич. — Ростов ведь забрали немцы. Куда девался парень — господь его ведает. Ничего он не писал…

— Первого мая он был в Ростове, — заметил Прохор. — Меня провожал… Ты о нем, дядя, не беспокойся, он оставлен в Ростове для работы в подполье… Ты, конечно, об этом никому не говори, а то себе горя наживешь…

— Что ж, Проша, он, стало быть, тоже из этих… из революционеров, что ли, а?..

— Из них, — кивнул Прохор. — Он большевик, только помалкивай, дядя…

— Да разве ж мыслимое дело о том говорить, — согласился старик.

— Дядя, значит, в нашей станице еще держится советская власть? спросил Прохор.

— Эх! — отмахнулся Егор Андреевич. — Тож мне советская власть. Навроде как будто советская власть в станице, а белые везде ходят открыто… Но пока еще у нас-то тишина, а кругом что делается — и не приведи бог!.. По всему Сальскому округу сраженья идут между красными и белыми… Страх берет, как белые в нашу станицу придут. Ох, и беда лютая будет нам, иногородним! Ей-ей, беда! Повырежут всех… Я слыхал, будто в Платовской станице белые более полтысячи иногородних жителей шашками порубали… По другим станицам отряды из иногородних организовывались для самоохраны от беляков, а у нас некому этим делом заняться… Ты б, Проша, покалякал с солдатами насчет этого дела. Может, все б какую защиту организовали. Слух-то прошел, будто какой-то Буденный появился со своим отрядом, так он, говорят, белым жизни не дает… Беляки его боятся более сатаны…

— Буденный, говоришь? — обрадовался Прохор. — Это ж мой знакомый… платовский… Так, значит, у нас, в станице, никакой охраны нет? раздумчиво спросил Прохор.

— Какая там охрана! — безнадежно махнул рукой Егор Андреевич. — У правления человека два-три с винтовками для блезиру крутятся… Это милиция, что ли, у них…

— А кто ж тут у вас начальство?

— Народ болтает, что навроде председателем совета Максимка Свиридов…

— Максимка?! — вскрикнул в изумлении Прохор. — Вот это так председатель!.. Какой его дьявол, проклятого контру, назначил или выбирал?..

— Доподлинно не знаю, как он стал председателем, — сказал дядя. Будто фронтовики его на эту должность назначили…

— Ну, вот это советская власть, — покачал головой Прохор. Максимка — председатель… Ведь он первейший в станице богач… Разве он будет за бедноту стоять?..

— Ну, конешное дело, — подхватил Егор Андреевич. — Какая из Максимки может быть советская власть?.. Душегуб дьявольский… Он отца родного предать может. Слушок-то тут ходит, будто к нему ночушкой белые офицеры приезжают… Да и он к ним ездит, гуляют… Собирается, говорят, станицу передать белым… Разговор промеж народа ходит, как только власть, мол, переменится, так Максимка Свиридов ежели не станичным атаманом, так уж помощником атамана наверняка будет…

— Атаманом? — усмехнулся Прохор. — Поглядим… Придется тут, видно, порядочки навести… Да вот, горе мое, рана еще не зажила…

— Как же это тебя солдат-то ранил, а?

— Нечаянно. Рана пустяковая… Говорить о ней особенно нечего…

— Ну, ладно, племянник, успеем, поговорим еще, — засуетился старик. А зараз давай ужинать. Сам знаешь, гостя баснями не кормят. Мартыновна! позвал он старуху, жившую у него за хозяйку. — Собирай-ка на стол вечерять. Да постели служивому в горнице. С дороги устал, небось.

Егор Андреевич разыскал где-то в затаенном месте припасную бутылку водки. Дядя с племянником выпили, плотно поужинали. А потом захмелевший Прохор, утонув в мягкой перине, заснул крепким молодым сном.