Читаем Юго-запад полностью

— Русска плен первый война... Австро-Венгрий был. Сибир. — Мадьяр ткнул себя пальцем в грудь. — Толмач. Надь-Перката толмач... Нем йо война! Нехорош! — Он выдернул из кармана левую руку, сдвинул к плечу рукав, и Рябов со старшиной увидели вместо кисти красно-лиловый обрубок, посипевший от холода.

— Сеять хотите весной?

Старик пожал плечами.

— Как сеять? Кони нет, мужик нет... Хорти забрала, Салаши забрала... Машинен — вот! Очен плох!

— Это мы вам, батя, если хотите, починим, — сказал Рябов. — Специалисты у нас найдутся. — Он посмотрел на Никандрова. — После окопов лучший отдых. Точно?

— Точно, товарищ гвардии старший лейтенант!

Когда старик, растроганный и удивленный, ушел сообщить крестьянам, что русские солдаты хотят помочь им отремонтировать к весне весь инвентарь с графского двора, Рябов взял Никандрова под руку.

— Вот так, старшина. Я думаю, правильно! Ты поговори с людьми, а я согласую с комбатом и замполитом.

3

В большом зало па втором этаже медсанбата играл оркестр корпусного клуба. Легкая и стройная, в центре зала стояла елка, украшенная самодельными игрушками из цветной бумаги и жести. Гирлянды маленьких автомобильных лампочек поблескивали в ее темно-зеленых, остро пахнущих хвоей ветвях. Яркий свет электричества матово отливал на дорогих рамах старинных, потускневших от времени картин, на которых были изображены какие-то люди в раззолоченных опереточных костюмах. Их странно было видеть рядом с лозунгами и плакатами, призывавшими беспощадно уничтожать немецко-фашистских захватчиков, бить ненавистного врага до полной победы. В противоположном от оркестра конце зала были расставлены столики, возле которых, поминутно посматривая на часы, прохаживались пожилые офицеры.

Люди смеялись, танцевали. Сверкали ордена, пахло духами. Женщин — врачей, медсестер, санитарок, сменивших в этот вечер военную форму на припрятанные в вещмешках и чемоданчиках обычные платья, невозможно было узнать.

Минут за десять до полуночи в зал вошли Гурьянов и Дружинин. Все притихли.

— Какая роскошь! — громко сказал командир корпуса.— Не хуже, чем до войны. Товарищи женщины и товарищи офицеры, прошу к столу.

Талащенко поискал взглядом Катю. Она стояла у самой елки, перешептываясь с не знакомой ему девушкой.

«А! Будь что будет!»

Протолкавшись к елке, он остановился возле них.

— Катерина Васильевна! Прошу вас и вас,— Талащенко взглянул на Катину собеседницу.— Прошу вас разделить сегодня компанию с нами... Я и мой замполит. Если можно.

Смутившись, Катя взглянула на подругу.

— А если я ее не отпущу? — спросила та.

— Господи! —- сказала Катя.— Я одна и не пойду! Ой, познакомьтесь... Это — Ниночка Никитина...

Талащенко назвал себя.

— Ладно! — Никитина взглянула на часики.— Идем, Катюша! Уже без пяти.

Краснов, ждавший их за столиком, поднялся навстречу. Начались шутливо-официальные взаимные представления.

— Церемонии потом, потом! — замахала руками Никитина.— Садитесь!..

Стол выглядел очень непривычно. Чистая скатерть, тарелки с закусками, бокалы и рюмки из остатков графских сервизов, маленький графинчик с водкой, две бутылки вина — на их этикетках было написано что-то по-венгерски, около стола — мягкие кресла...

— А здесь неплохо, правда? — склонился к Кате Талащенко.

— Да. Очень хорошо.

Она взглянула на свои красные обветренные руки с коротко остриженными ногтями (так категорически требовал Сухов) и, застыдившись, опустила их на колени.

— Товарищи! — послышался голос полковника Дружинина. - Дорогие гвардейцы-однополчане! Мы встречаем сегодня новый, тысяча девятьсот сорок пятый год! Это будет год нашей окончательной победы над врагом. Мы встречаем его далеко от родной земли, но никакие расстояния не в силах разделить нас с нею, никакие испытания и тяготы не в силах погасить нашу солдатскую любовь к ней! — Начальник политотдела обвел взглядом зал. — Уходящий год был для нас хорошем годом. Мы здорово били врага, гнали его от Днепра до Дуная. Наши гвардейские части получили шесть благодарностей Верховного Главнокомандующего товарища Сталина. Пусть и в наступающем году наша ратная служба Отечеству будет такой же верной и такой же успешной!..

Все встали. Свет погас. В ветвях сверкающей огоньками елки послышались треск, шипенье, и вдруг, далекий очень-очень знакомый, ворвался в зал шум Красной площади. Хрустальный перезвон курантов, словно взбегая по невидимым ступенькам, зазвучал в торжественной праздничной тишине. Раздался первый удар часов, второй, третий...

— С Новым годом, дорогие боевые друзья! — крикнул в притихший зал Дружинин. — С новыми победами!

Талащенко поднес свой бокал к бокалу Кати, и в ее блестящих глазах он увидел отражение разноцветных огней елки.

За одним столиком с Мазниковыми сидели Кравчук и Александр Евгеньевич Стрижанский. После первого тоста Виктор посидел немного для приличия и поднялся.

— Извините. Пойду поищу ребят из «девятки».

— Скажите просто, что вам не подходит наша стариковская компания, — засмеялся командир медсанбата. — Дипломатия тут ни к чему.

— Иди, иди, потанцуй, — добавил командир бригады, глядя на сына. — Не разучился?

— Да вроде нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги