Юго-запад

— Теперь, хлопцы, нам дадут,— мрачно сказал Приходько, вытирая рукавицей вспотевшее лицо.— Засекли, как пить дать. Скоро начнут выковыривать. Треба вниз.

Возле сторожки, взметнув снежную пыль, шлепнулась мина, за ней вторая, третья...

— Вниз, говорю!

Спустившись, все трое распластались на холодном глиняном полу. Вокруг грохотало все чаще и чаще. С потолка и от стен летели щепки, комья глины и штукатурки. Один раз грохнуло очень близко, рядом с проломом в стене. Сверкнуло, и в печку, жужжа, впились осколки.

Разрыв мины, угодившей в крышу, был последним. Теперь гремело, рвалось и ухало только в той стороне, где находились окопы роты.

«Опять атакуют»,— понял Приходько.

Поднявшись, он отряхнулся, сплюнул скрипевшую на зубах кирпичную пыль, протер глаза. Садыков сдержанно стонал, и около него с индивидуальным перевязочным пакетом суетился Гелашвили.

— Зацепило? — спросил Приходько.

— Плечо,— Садыков закрыл глаза и стиснул зубы.

Приходько взялся за пулемет.

— Подсоби, Отар. А как перевяжешь, сразу ко мне!

Перевязав Садыкова, Гелашвили поднялся на чердак п через плечо стрелявшего длинными очередями Приходько увидел немцев. Как и во время первой атаки, они двигались по полю редкими цепями. Но теперь в их боевых порядках, далеко на фланге, шли танки.

— Давай на ту сторону! — крикнул Приходько.— Окружают! Нас окружают!..

Схватив пулемет, Гелашвили бросился к противоположному краю чердака. Под ногами путались обвалившиеся балки, куски разбитой черепицы, обрывки проволоки.

К домику действительно с трех сторон полукольцом стягивались немцы. Их было много, человек тридцать.

Подпустив противника метров на сто, Гелашвили наклонил вниз ствол пулемета и потянул па себя спусковой крючок. Огонь прижал немцев к земле. Несколько солдат, взмахнув руками, медленно повалились в снег. По чердаку, пытаясь нащупать место, где скрывался пулеметчик, со стороны противника стриганула длинная автоматная очередь.

Потный, с грязным от пыли лицом, Гелашвили водил стволом из стороны в сторону, пока не кончился диск — уже четвертый за это утро и последний. А к домику еще ползли немцы, и еще бил и бил пулемет Приходько. Внизу, возле угла сторожки, ухнула брошенная немцами граната. Автомат Садыкова сразу смолк.

«Убили Усмана... Ну, я сейчас!..»

Дрожа от ярости, Гелашвили искал глазами солдат противника и наконец увидел их. Они ползли теперь значительно левее. Он дал очередь из автомата. Трое замерли на снегу, остальные по-прежнему ползли, изредка стреляя по чердаку наугад. Гелашвили оглянулся. Как Приходько? Тот, ползая около своего пулемета, расшвыривал пусты о патронные коробки. «Неужели и он расстрелял все?»

Оставшиеся в живых немцы вскочили и, увязая в снегу, тяжело побежали к дому. Один из них широко размахнулся и швырнул гранату на длинной деревянной рукоятке.

Весь сжавшись, Гелашвили полоснул из автомата. Немцы свалились, и в то же мгновение на чердаке взорвалась запутавшаяся в обломках и рухляди граната. Левую руку, чуть ниже локтя, обожгло. Гелашвили застонал и коротко выругался по-грузински.

Стрельба на переднем крае поредела. Слышались только приглушенные удары танковых орудий и разрывы гранат.

— Отогнали наши,— обернувшись, устало сказал Приходько.— Половину переколотили, половину отогнали... А танки, видать, прорвались.

— Садыков... Убит, кажется,— тихо сказал Гелашвили.

Приходько метнулся к щели, сквозь которую они пробирались сюда на чердак. Внизу, среди обломков и битых кирпичей, закрыв глаза, неподвижно лежал Садыков.

Ухватившись за поперечную балку, Приходько спрыгнул к нему, наклонился. Садыков дышал тяжело и хрипло. Левая щека его была в крови, ноги как-то неестественно подвернуты.

— Ранен,— негромко сказал Приходько спускавшемуся вниз Гелашвили.— Придется вам в тыл, хлопцы!..

— Товарищ гвардии сержант!..

— Придется, браток. Диски автоматные мне оставьте и двигайте, пока утихло. Садыкова в санчасть надо! Раз. Сам ты тоже ранен — два. У меня патронов к пулемету нема — три. Доложишь командиру роты. А там — как будет приказано. Уйти прикажет — уйду. Подмогу пришлет — спасибо скажу. Одному прикажет держаться продержусь до последнего. Так что давай, Отар, бери Усмана и двигай.

Группа Авдошина (Бухалов, красноармеец Коробкин и он сам), посланная Бельским на помощь Приходько, не проползла и половины пути, как по батальону, в третий раз за сегодняшний день, опять начали бить немецкие орудия и минометы. Пришлось остановиться и переждать. Рисковать Авдошин не мог: лучше немного позже добраться всем, чем вообще не добраться никому.

Помкомвзвода не спускал глаз с чердака сторожки, которую уже снова окружали немцы, и пока оттуда доносились длинные очереди автомата, он был спокоен: «Жив, Федька! Жив, черт полосатый!»

Оставалось проползти метров сто, когда Авдошин вдруг понял, что Приходько не стреляет. Немцы поднялись, и примерно третья часть их, заметив, что к сторожке ползет подкрепление, пошла навстречу группе помкомвзвода. С обеих сторон, бороздя очередями снег, затрещали автоматы.