Юго-запад

— Эх, и развезло! — покачал головой старшина.

Все ориентиры, примеченные днем, поглотила окружавшая машину темень. Остались только мокрый ветер, беспощадная тряска, залитые водой воронки, поминутно преграждавшие путь, и за спиной, в кузове,—отчаянная ругань Карпенко.

Все это кончилось очень неожиданно. Впереди, в полосе желтого света, появилась вдруг сказочная фигура в плащ-палатке и, подняв руку, заорала:

— Стой! Сто-ой!

Шофер надавил педаль и рванул на себя рукоятку ручного тормоза. Задрожав, полуторка остановилась.

Снаружи по-осеннему тоскливо шумел ветер. Теперь, когда мотор работал на малых оборотах, было слышно, как густая водяная пыль шуршит по капоту, рассыпается по брезентовой обшивке кузова, по крыше кабины.

— Свет! Свет! — опять заорала фигура в плащ-палатке.

Фары погасли, и все стало невидимым. Старшина выжидательно прислушивался к тяжелому шлепанью ног по грязи. Человек шел прямо к кабине.

— Чья машина?

— Третьего Украинского фронта! — высунувшись в окошко, огрызнулся старшина.

— Сам знаю, что Третьего!

— А чего спрашиваешь?

— Да это ж Никандров! — воскликнули вдруг в темноте.— Товарищ гвардии лейтенант, это ж Никандров!

— Погоди,— пробормотал старшина.— Горбунов?

— Точно! — весело ответил солдат в плащ-палатке.

— Ну, значит, приехали!..

— Факт, приехали!..

Никандров неохотно вылез из кабины под дождь и сразу на полсапога увяз в хлюпком месиве. В лицо ему ударил водяными брызгами ветер. Пройдя вдоль кузова, старшина постучал кулаком в мокрый холодный борт:

— Приехали!

— Чую! — отозвался Карпенко.

Незаметным привычным движением старшина расправил свои обвисшие усы и, как слепой, глядя прямо перед собой, спросил у темноты:

— Горбунов! Переправа готова?

Еще рано, товарищ гвардии старшина! К четырем ноль-ноль приказано.

— А как же... Мне-то как?

— На шлюпочках придется.

— Да у меня ж тонны полторы!

— Переправим!

Кто-то невидимый по грязи и лужам шел к машине.

— Никандров?

— Я!

— На шлюпках будешь переправляться?

Старшина узнал по голосу командира саперного взвода лейтенанта Бахарева.

— Придется.

— А может, малость подождешь?

— Какую малость?

— Часиков пять-шесть. Первым пропустим.

— Не могу, товарищ гвардии лейтенант! Мои ж там голодные и холодные сидят.

— Тогда пошли. Пару шлюпок я тебе дам. А машину пусть гонят к берегу, —сказал Бахарев. —Дорогу Горбунов покажет. Горбунов!

— Я! — откликнулся солдат в плащ-палатке.

— Покажи, как проехать.

— Есть!

Горбунов вскочил на подножку полуторки, просунул голову в кабину:

— Давай сразу налево.

Уже привыкшими к темноте глазами Никандров различал теперь впереди широкую спину Бахарева, который шел не спеша, по уверенно. На той стороне Дуная далекое размытое сияние осветительных ракет изредка озаряло низкие, неподвижно нависшие над землей тучи.

Поджидая старшину, Бахарев остановился:

— Осторожней — воронка... Все тут, паразит, разворотил!

— А вы работаете? — спросил Никандров, прислушиваясь к гулу голосов и глухим ударам, доносившимся с реки.

— Работаем! Тут и корпусные и армейские саперы. Мадьяры местные тоже помогают... Достается нашему брату! Только по ночам и передышка. Днем бомбит, обстреливает...

А приказ — к четырем ноль ноль сдать. Даже водолазов прислали. Сам Гурьянов приезжал часа два назад.

Они вышли к воде, черной, устало набегавшей на прибрежный песок. Середина реки гудела. Кое-где на земле серели пятна подтаявшего снега. У берега покачивались две шлюпки, привязанные к кольям.

— Отсюда и отчалишь,— сказал Бахарев.— Пойду пришлю ребят. Грести помогут и шлюпки обратно пригонят.

— Я за один раз не обернусь.

— Два раза сгоняем! Великое дело! — усмехнулся командир саперного взвода.— Жди тут, я сейчас.

Он исчез, сразу растаяв в дождевой мути.

Всматриваясь в темноту, Никандров попытался разглядеть противоположный берег, где был сейчас его родной батальон, по видел только ночь и дождь, которые, казалось, объяли всю землю.

Бахарев вернулся минут через двадцать, приведя с собой трех солдат.

Вот тебе гребцы и грузчики. А это из санроты,— кивнул он на третьего солдата. Раненых сюда доставит.

Всех, кто погиб при отражении немецкой контратаки, похоронили перед вечером. Накрапывал дождь. В прибрежных лужах, отражая серое сумеречное небо, блестела вода. Маленький холмик в двадцати шагах от берега увенчала пятиконечная звезда, вырезанная Зелениным из консервной банки, да чья-то помятая каска. Рассыпчато прогремел залп прощального салюта, и люди, отдав последний долг павшим товарищам, пошли обратно в залитые водой окопы.

Краснов шел рядом с Талащенко. Лицо командира батальона осунулось, посерело, густая синева усталости легла вокруг потемневших глаз, усы обвисли.

В блиндажике КП тоже было сыро. Отчаянно дымила печка, которую дежурный связной набивал бурыми мокрыми стеблями кукурузы. В углу стонал накрытый двумя полушубками Никольский, легко раненный в ногу выше колена.

Талащенко устало сел на ящик из-под противотанковых гранат. Сунул руку в карман полушубка. Сигарет не было. Саша заметил этот его жест, участливо спросил:

— Товарищ гвардии майор, махорку покурите? Тут у меня есть про запас.

— Давай махорку.