Юго-запад

— Бухалова, — наконец сказал он и, заметив, что командир роты поморщился, пояснил: — Он здорово гранаты бросает, Как по заказу. Коробкина еще возьму и Отара Гелашвили.

— Зачем Гелашвили? Он только вчера из медсанбата.

— Обидится, если не возьму, товарищ гвардии капитан.

— Ладно, действуй!

— Есть действовать! — Авдошин взглянул на парнишку. — Тебя как зовут-то? Ференц? Иштван? Штефан?

— Лайош.

— А! Лайош! Лайош Кошут, в общем...

— Нынч, Мартон Лайош.

— И так добре. Пошли, Мартон Лайош, спасать вашу историческую ценность!

Группа Авдошина прошла через здание, в котором закрепилась рота, и очутилась у пролома стены, выходящей на соседнюю улицу. Здесь лежали солдаты третьего взвода.

— Немец далеко, ребята? — спросил Авдошин.

— В угловом.

— А напротив?

— Напротив вроде нету.

— Проскочить можно?

— Постреливает. Побыстрей надо.

— Спасибо, браток, за разъяснение. — Авдошин обернулся к своим товарищам, махнул рукой. — Пошли, гвардия! По одному!

Сам он метнулся через улицу первым. Но не успел добежать и до середины, как автоматная очередь чиркнула по асфальту возле его ног. «Вот черт! Откуда он, гад, видит? »

Вторым на ту сторону стремительным рывком переметнулся Лайош, за ним — Гелашвили, Бухалов и последним — Коробкин. Никого не зацепило. Только у Бухалова пуля вскользь царапнула по прикладу автомата, оставив на нем неглубокий прямой желобок.

— Спасибо, по гранатам не вдарило, — пробормотал он, качая головой, — А то был бы салют в память Леньки Бухалова.

Авдошин юркнул в какой-то узенькой коридорчик и негромко позвал остальных.

— Вот что, гвардия, раз фрицы стреляли, значит, они нас заметили. По этому случаю — не чухаться, а действовать! Осталось нам недалеко, метров двести. Будем пробираться дворами. Провожатый есть.

Впереди, в конце улицы, стали рваться мины. Помкомвзвода прислушался.

— Наши бьют, прикрывают. — Он легким кошачьим шагом подошел к выбитому окну, выглянул наружу. — Точно. Пора двигаться.

Прижимаясь к стене дома, они быстро миновали двор и оказались в соседнем двухэтажном особнячке. Теперь осталось самое сложное — пересечь переулок и зайти в тыл того здания, в котором находились крупнокалиберные пулеметы немцев.

Переулочек был тих и пустыней. «А попробуй сунься! — усмехнулся помкомвзвода. — И постригут и побреют».

Посмотрев направо, он заметил обломки сгоревшего грузовика, около которого валялись два убитых немца. «Придется воспользоваться».

— Начинай, Отар! — обернулся Авдошин к Гелашвили. — До машины — и камнем. Мы в случае чего прикроем.

Выскочив из подъезда, Гелашвили в несколько прыжков очутился около грузовика, и сразу же послышался размеренный стук немецких пулеметов. Но противник стрелял совсем в другую сторону, туда, где была рота.

Переждав минуту за грузовиком, Гелашвили бросился на противоположную сторону переулка и там залег за каменным парапетом ограды.

— Коробкин! — скомандовал помкомвзвода.

Пошел Коробкин, за ним — Бухалов. В подъезде остались Авдошин и Лайош.

— Ты чего дрожишь-то? — спросил помкомвзвода. — Боязно? Эх ты, парень! Тебе бы сейчас за партой штаны протирать! На-ка вот тебе мою каску на всякий случай. И треба двигаться. Давай! А я прикрою.

Через переулок пробрались благополучно.

— Показывай, куда теперь?

Лайош, видно, понял, о чем его спросили, и показал рукой налево, в садик с низенькими декоративными кустиками.

— Ишь ты, стратег! — засмеялся Авдошин.

Парнишка водил их по захламленным задворкам, через пустые сараи, опять мимо какого-то садика. Здесь, подсекая кустики, одна за другой шлепнулись две мины. Наконец пробрались во двор особняка. Сюда выходили две двери.

Залегли. По ту сторону дома слышались длинные пулеметные очереди. Это рота Бельского отвлекала противника огнем.

— Гелашвили и Бухалов — направо, мы с Коробкиным — прямо, в эту дверь! — скомандовал Авдошин. — А ты, паря, — он тронул Лайоша за плечо, — а ты лежи тут и не рыпайся! Тут, понял? Иртем?

— Иртем, — заикнувшись, ответил тот.

Подъезд встретил Авдошина и Коробкина пустотой и безмолвием. Все двери были распахнуты настежь, по безлюдным комнатам гулял ветер. На ступеньках лестницы валялись рваные женские платья, мятые газеты, ящики, вынутые из письменного стола, пустые коробки из-под сигарет, разбитый абажур настольной лампы, растрепанные книги.

Авдошин прислушался. Пулеметы молчали, и сюда очень явственно доносилась лишь трескотня автоматов.

— Двинулись, — кивнул помкомвзвода и первым стал подниматься по ступенькам, стараясь не шуметь и ни за что не задевать ногами. Коробкин с автоматом наизготовку шел сзади.

Первый пролет лестницы, до бельэтажа, миновали спокойно и остановились около двери. Она была сорвана с петель, висела перекосившись, и в дверной проем был виден хаос разграбленных комнат. Сквозило. Под ногами мягко шелестели припорошенные снежком клочья каких-то бумаг.

— Как поднимемся на второй, ты — направо, я — налево.

— Ясно!