Прав А. Вебер, заявив: «Там, где отсутствуют предпосылки, парламентское правле-к невозможно, либо, по меньшей мере, оно действует плохо»114
. В том же, что пред-■асылки эти в Сербии действительно еще не созрели, мало кто из современников-ин-»лзектуалов сомневался. Так, в сентябре 1895 г. Никола Крстич отметил в поденных висках: «И сегодня у нас нет достаточно элементов для парламентской жизни»115. А Лиіимир Вельмар-Янкович, чуть позднее, окрестил конституционную практику своей страны «суррогатом европейского парламентаризма»116.• * *
Еше одной «слабостью» сербского парламентаризма, как уже говорилось, было эезкое усиление политического веса «людей в погонах», которые открыто вышли на иансцену сербской политики после Майского путча. Как утверждал Коста Стоянович, «: лобрение этого события всей страной, которой надоели частые эксперименты короля \лександра, окуражило заговорщиков, подтолкнув к тому, чтобы под новой династией пгрепить свое положение и расширить влияние»117
. Такое их «положение и влияние» b огда - больше, когда - меньше, но на протяжении всего «золотого века») проявлялось і политической борьбе, провоцируя постоянные кризисы, заставляя партии в жесткой |*еждоусобице апеллировать к этому внеконституционному фактору за помощью, что не раз ставило под серьезную угрозу саму парламентскую систему.Наряду с должностями в «революционном» правительстве Йована Авакумовича (И. Атанацкович - военный министр; А. Машин - министр общественных работ), лик-эидаторы Обреновичей заняли руководящее положение в войсках и королевской гвардии. из них был сформирован и корпус адъютантов монарха. Петр Карагеоргиевич, таким образом, оказался заложником своих «компаньонов» - как цинично выразился •>лин из них118
, без одобрения которых не решался ни один вопрос. Гражданские власти были вынуждены принимать меры.И здесь следует добавить, что жестокая расправа с королевской четой вызвала нескрываемое негодование в Европе. Особенно усердствовал Лондон. Отозвав своего представителя из Белграда, он фактически заморозил с новым сербским режимом все :тношения - до суровой экзекуции заговорщиков119
. Многие другие европейские дворы последовали его примеру. В законопослушном Старом Свете не могли примириться с тем, что Народная скупщина Сербии единодушно одобрила заговор, а кралеубийцы -вместо наказания за нарушение присяги - получили отпущение грехов, став заметными фигурами в армии, гвардии, на государственной службе... И, понятно, что, кроме правовых резонов, имело место в той реакции и оскорбленное монархическое чувство - Александр Обренович, пусть и представлявший маленькое балканское королевство, был одним из «братьев» в единой семье венценосцев11.Открытый дипломатический бойкот со стороны предводимых Великобританией западных стран (Россия и Австро-Венгрия не пошли на разрыв отношений с Белградом, признав вскоре новую династию) обернулся для Сербии серьезным падением внешнего престижа. Заговорщический вопрос, как видим, приобретал уже иное - международное - значение.
Решить его (да и то чисто внешне), дабы ублаговолить Англию, властям удалось лишь к весне 1906 г. А до того, в течение трех лет, в стране шел процесс формирования и кристаллизации новой конфигурации политических сил; выстраивания их отношений в рамках конституционно-«парламентской» системы, сложившейся после переворота. Правительства в эти годы были слабы и недолговечны (с мая 1903 по апрель 1906-го их было восемь120
), а кризисы сотрясали сербский парламент с пугающей регулярностью. В основе их, несмотря на конкретные поводы, лежала неурегулированность отношений по трем линиям: скупщина - король, скупщина - кабинет, кабинет - армия121. Каждый тянул на себя... Такая ситуация усиливала активность и влияние неконституционных факторов - дворцовой камарильи и заговорщиков. И, соответственно, «разводила» оба конституционных - монарха, тесно в то время с ними связанного, и парламент.В апреле 1906 г. обстановка несколько стабилизировалась - Пашич смог сформировать гомогенный радикальный кабинет, обладавший серьезной поддержкой, и убедить короля Петра отправить пятерых заговорщиков из старших офицеров (Дамняна Поповича, Александра Машина, Луку Лазаревича, Петра Мишича, Джордже Костича) в отставку, которую новое правительство «сопроводило» щедрыми отступными. В ответ на это английский двор посчитал кризис в британо-сербских отношениях исчерпанным. И. как следствие, в Белград возвратился посланник Эдуарда VII.