Иулиания Шмеман Моя жизнь с отцом Александром

И вот билеты на пароход «Королева Мария» получены, паспорта заказаны, визы на руках. Когда Александр заполнял бумаги на получение американской визы в посольстве США на площади Согласия, к нему подошел какой–то человек (кто?) и спросил, не хочет ли он поддерживать связь с правительственной организацией (какой?) на тот случай, если понадобится раздобыть какую–либо информацию. И я, и Александр были поражены и никак не могли понять, о чем идет речь, но на всякий случай отказались. Много позже, когда мы уже жили в США, мы узнали о существовании ЦРУ и поняли, что нас пытались завербовать, предлагали нам стать источником информации, вероятно из–за нашего русского происхождения и связей с русскими эмигрантами.

Еще один конфуз вышел в фотоателье, куда мы пришли делать фотографии на паспорта. Трехлетняя Маша наотрез отказалась фотографироваться и кричала от ужаса при взгляде на непонятный щелкающий аппарат и таинственную фигуру под большой черной накидкой. «Маша, если ты не будешь сидеть спокойно, мы все уедем в Америку и оставим тебя здесь!» На фотографии из ее паспорта до сих пор можно увидеть сердитое, обиженное личико.

Мы уехали. Вава осталась у моих родителей — ее виза все еще не была готова. Самым ужасным было для меня прощание с отцом, никогда я не переживала в жизни ничего подобного. Он был, и остается до сих пор, моим кумиром. Мы были так близки, мы думали и чувствовали одинаково. К тому же он страдал от эмфиземы и слабого сердца. Моя дочь Аня до сих пор помнит, как она цеплялась за шторы и отказывалась выходить из дома. Но, в конце концов, мы уехали, запаковав немногочисленное имущество в два больших старомодных сундука. На поезде мы доехали до Нормандии, где поднялись на борт «Королевы Марии».

У меня с детьми была крошечная каюта с еще более крошечным туалетом, а Александр располагался в соседней, вместе с тремя незнакомцами. На самом деле мы все время были вместе, уместив двух младших детей на одну койку. Два дня мы исследовали пароход и по возможности развлекались, а на третий день разразился сильный шторм и бушевал два дня, и мы все лежали в каюте, страдая от морской болезни и жуя пресные галеты, которыми снабжал нас исполнительный стюард. Шторм начался как раз тогда, когда мы с Александром смотрели фильм «Гамлет», а дети находились в игровой комнате под присмотром няни. Когда Гамлет на верхушке башни произносил свой знаменитый монолог «Быть или не быть, вот в чем вопрос…», эта самая башня перед нашими глазами вдруг начала сильно раскачиваться. Нам сразу стало ясно, что лучше «не быть», и, цепляясь за наспех натянутые канаты, мы отправились за детьми. Но в игровой никого уже не было! Где они? К этому времени пароход уже очень сильно качало, в коридорах никого не было. И тут мы увидели на ступеньках лестницы наших ангелочков. Аня крепко прижимала к себе младших, и так они молча и терпеливо ждали нашего появления. Я должна сказать, что это были потрясающие дети, веселые, любящие, надежные. Аня уже в раннем возрасте считала себя ответственной за сестру и брата, она всегда следила за ними и заботилась о них. Сережа был находчивым, храбрым и по временам опасно «творческим» мальчиком. Маша же, хорошенькая и спокойная, не отходила от меня ни на шаг.

Шторм утих так же неожиданно, как начался. И скоро вдалеке показалась статуя Свободы! Пароход вошел в гавань Нью–Йорка 13 июня 1951 года. Мы не имели ни малейшего представления, где нам придется провести первую ночь. Да и никто на пароходе точно этого не знал. На берегу нас ждал мой дядя, Сережа Гагарин, младший брат мамы, со своей женой Лизанькой. Я не видела его пятнадцать лет, но он был моим крестным и когда–то мы были очень близки. Он заметил нас еще на палубе, когда пароход медленно причаливал, и крикнул: «Вава нашла сына!» Первым приветствием на американской земле стала эта чудесная новость. В парижской русской газете появилось короткое объявление: «Если кому–либо известно местонахождение Александры Старицкой, прошу известить ее сына в Триесте, Италия». Но прошло еще восемь лет до того, как Вава окончательно воссоединилась с сыном Мишей. Из Италии его отправили в Австралию. А она сперва приехала к нам в США и уже там подала прошение о визе. Три раза ее прошение было отклонено, но в конце концов, в 1959 году она уехала в Австралию, прожив в нашей семье четырнадцать лет.

Но вернемся к нашему приезду в Америку. Мой дядя отвез нас в Св. — Владимирскую семинарию, где нас поселили в студенческую комнату с четырьмя односпальными кроватями. Американских денег у нас не было, no–английски мы почти не говорили (я в то время вообще не знала ни одного английского слова!).