Юлия Данзас. От императорского двора до красной каторги

В этом исполненном страданий и лжи аде мужчины-заключенные все же имели большое преимущество перед женщинами: они были разделены на группы достаточно определенно. Специалисты, служащие различных контор, размещались отдельно, и их режим обязательно видоизменялся. А вот священники были отделены ото всех: начиная с 1928 года для них выделили специальную колонию на острове Анзер, в стороне от других лагерей, и на территории этого маленького отдельного лагеря они пользовались относительной свободой[58]. Такой режим был введен как для того, чтобы устранить всякую возможность их влияния на других заключенных, так и для того, чтобы держать священников в неведении относительно того, что происходит на острове: было известно, что в Европе интересуются их судьбой, что рано или поздно их придется освободить, выпустить их за границу, – поэтому их хитроумно отделили от других заключенных и устранили от общей жизни на острове. Общаться с ними можно было, только придумав какую-нибудь уловку, и очень редко. Несколько православных священнослужителей не были удалены с другими[59] на остров Анзер, они содержались на общем лагерном режиме, как, например, владыка воронежский Жижиленко[60]; бывший врач, он работал в больнице; в 1930 году он был расстрелян, так как его застали во время соборования и причащения умирающего – действия, строжайше запрещенного.

II

Женская каторга. – Человеческая мешанина и распутство. – Перекличка. – Массовая расправа. – Распределение на работы

Для женщин не предусматривалось деления на бригады специалистов, и поэтому человеческая мешанина, описанная мною выше, представала там во всем своем ужасе. Еще более она усугублялась относительной свободой перемещения по всей территории лагеря, тем, что на пятнадцать тысяч мужчин приходились всего тысяча женщин, и эти мужчины кружили вокруг женщин, как волки… Начальники лагеря подавали пример, присваивая себе права феодальных сеньоров на своих подданных… Видя жизнь, к которой принуждали молодых девушек[61], монахинь, на память невольно приходили времена гонения на христиан в эпоху языческих императоров, когда христианских девственниц в виде пытки заключали в дома терпимости…

Батальон женщин (ибо они тоже подчинялись военному режиму и формировали батальон) размещался в бывшей гостинице монастыря за стенами кремля. Дом был деревянный, старый и настолько прогнивший, что начальство вынуждено было отказаться от постройки в нем нар, так как дом мог в любой момент рухнуть; считалось, что каждой женщине положена отдельная кровать из трех досок, положенных на козлы[62]. Однако таких доморощенных кушеток не хватало, к тому же не было места, чтобы поставить кровати для всех; многие заключенные спали прямо на земле[63], особенно весной и осенью, когда прибывал новый поток заключенных. Два длинных коридора на двух этажах здания почти всегда были покрыты настоящим ковром из женских тел, плотно прижатых друг к другу. Как всегда, вновь прибывшие должны были ждать своей очереди, чтобы получить право на кровать. На нижнем этаже комнаты были довольно большими, в каждой находились пятьдесят кроватей; стоит ли говорить, что эти комнаты набивались так, что там становилось невозможно дышать. На верхнем этаже были комнаты на 25, 15 и 6 кушеток, тесно было настолько, что едва можно было протиснуться между ними.

***

В шесть часов утра начиналась первая перекличка для узниц, посылаемых на «физические работы», а в восемь часов – для женщин, работающих на «канцелярских» работах. Заключенные выстраивались в коридоре по четверо в ряд, «комендантша» выравнивала строй, затем появлялся один из офицеров кремля, который по-военному здоровался с колонной, в ответ необходимо было приветствовать его хором, как солдаты. Часто офицер находил, что выкрик недостаточно громкий и стройный, и заставлял повторять по десять–пятнадцать раз, иногда он заявлял, что батальон наказан и будет стоять по стойке «смирно» полчаса или час.

В другой раз заставляли делать военные упражнения: маршировать строевым шагом, разворачиваться и т. д. Невозможно вообразить что-либо более гротескное и возмутительное, чем напыщенный вид этого бесстрастного офицера, затянутого в мундир[64], со всей серьезностью играющего в солдаты с группой испуганных женщин, среди которых изможденные интеллигентные дамы маршировали рядом с грузными растерявшимися крестьянками[65], а респектабельные пожилые монахини равняли шаг вместе с городскими девчонками в коротких юбках. Весь этот женский батальон должен был постоянно равняться, кричать хором, двигаться вперед, подчиняться грубым приказам мальчишки, опьяненного своей властью (а нередко алкоголем).

***