— Может, всё же сыграешь с нами в мяч?
— Я дала слово Аврелии, что буду разумной девочкой. Да и Гнею вряд ли понравится, если я нарушу запреты повитухи…
Юлия притворно вздохнула и опустила красноречивый взор к своей пополневшей талии. Она была на шестом месяце беременности — и на вершине счастья. Можно было только восхищаться изяществом и гордостью, с какими жена Помпея носила свою первую беременность.
— Хочу, чтобы ты знала: я от всего сердца радуюсь за вас с Помпеем, а ещё больше — от того, что проклятие Туллии не обрело силу пророчества. По крайней мере, для тебя… — Голос Кальпурнии дрогнул.
— Кальпурния, милая, да ты плачешь! — В порыве сострадания Юлия протянула руку, чтобы обнять мачеху, но та уклонилась от столь неожиданного проявления ласки.
— Не обижайся, Юлия, но я тебе завидую. У тебя будет ребёнок, а я… я наверное так никогда и не дождусь… Цезарь, твой отец, оставил меня одну на целых пять лет!
— Ты ещё так молода. Что значит в твои годы потерять каких-нибудь пять лет?
— Каких-нибудь? — вскричала Кальпурния, смахивая слёзы с ресниц. — Так можно и целую жизнь потерять! Да, я молода, но это лучшие годы, отмеренные женщине природой! Не девица, не вдовица, не разведённая… Где мой муж? С кем он сейчас?..
Кальпурния произнесла последние слова странным тоном, не как положено добродетельной матроне, безоговорочно подтверждающей власть мужа, а как женщина, глубоко несчастная и мучимая неопределённостью. Этот тон не ускользнул от слуха Юлии.
— Я уверена, что твой муж даже в мыслях тебя не обманывает, — сказала она, чтобы развеять сомнения Кальпурнии. И затем прибавила — точно предупреждая: — Помни, Кальпурния, если хочешь и впредь оставаться женой Цезаря, не совершай ничего такого, что дало бы ему повод сказать: «На мою жену не должна падать даже тень подозрения».
Кальпурния хотела сделать какое-то язвительное замечание, но в перистиле появился Помпей. Ещё до того, как он приблизился к жене и расцеловал её в обе щеки, Юлия успела разглядеть выражение озабоченности и тревоги на его лице.
Она немного смутилась, не зная, чем объяснить перемену в настроении мужа. С того дня, как Агатон подтвердил её догадки, Юлия испытывала ликование, радость, смешанную с таким знакомым всем беременным страхом перед будущим. Чем ближе был предсказанный повитухами день, тем сильнее Юлию охватывало нетерпение; эти последние недели казались ей нескончаемо длинными, длиннее даже, чем минувшие месяцы. Иногда ей казалось, что этим долгим ожиданием она обманывает мужа, который перестал заниматься государственными делами, лишь бы жить в её близости.
А он по-прежнему удивлял её поистине царской щедростью. Дня не проходило, чтобы Помпей не приносил ей нового подарка, так что она уже и не знала, чего бы ей ещё хотелось…
— Негодяи! — не сдержавшись, воскликнул Помпей, когда Кальпурния удалилась, оставив супругов наедине. — Не нашли лучшего способа досадить мне, как отменить все распоряжения, которые я сделал после побед над восточными царями!.. Извини, милая, что отвлекаю тебя от веселья и подруг. Но я не мог не поделиться с тобой вестями, которые мне прислал с гонцом сенатор Марцелл…
Помпей перевёл дыхание и, успокоившись, рассказал Юлии о побеге Тиграна и о том, что многие в сенате считают причастным к этому побегу народного трибуна Клодия. Подробности скандала заключали в себе следующее: крайне наглое поведение Клодия, обвинённого в предательстве, бесчинствах и поджогах, и бессилие сената, не смевшегося противостоять любимцу плебеев.
— Кроме того, меня известили, что со вчерашнего дня в Городе начались судебные процессы против моих друзей; сегодня утром напали на Квинта, брата Цицерона…
Юлия положила обе руки на плечи мужа, заглянула ему прямо в глаза. В них была тревога, а ещё — то выражение нерешительности, которая в последнее время часто удерживала его от многих важных действий.
Она осознавала, что если Помпей не остался в Городе, отдав его на растерзание распоясавшемуся Клодию, то поступил так единственно с целью быть рядом с нею каждый день и каждую ночь.
— Я вовсе не собираюсь удерживать тебя, любимый, — произнесла Юлия, стараясь не выдать своих чувств. — Я стала твоей женой, твоей верной спутницей, чтобы при любых обстоятельствах делить твои беды и твои радости. Единственное, чего я у тебя прошу: береги себя.
Ей показалось или Помпей и вправду с облегчением вздохнул после её слов?.. Ничего не говоря, он привлёк её к себе и, склонив голову, коснулся губами её шеи.
— Когда ты уезжаешь? — спросила Юлия, с тоской ожидавшая минуты расставания, и слегка отстранилась от Помпея, чтобы снова взглянуть на него.
То состояние счастья, которое не оставляло её в течение последних месяцев, внезапно сменилось отчаянной тревогой, и теперь она всматривалась в лицо Помпея, стараясь прочесть на нём ожидавшую его судьбу.
— Немедленно, — коротко ответил ей Помпей и, крикнув слугу, велел сложить вещи и седлать коня.
Глава 23