Юми и укротитель кошмаров

– Хорошо. – Художник отступил. – Сегодня я научу тебя рисовать бамбук.

– Постой. – Юми нахмурилась. – На вашей планете растет бамбук?

– Конечно, – ответил Художник. – У вас он, что ли, тоже есть? Он ведь… не летает?

Юми помотала головой:

– Он растет там, где нет камней, а только земля. В холодных пустошах за границами обжигающего камня. Туда никогда не приходит тепло, поэтому лишь немногие отваживаются там жить. Но я видела бамбук и у холодных источников. – Она наморщила лоб. – А как ваши растения выживают без солнечного света?

– А зачем им солнечный свет? – недоуменно спросил Художник.

– Благодаря ему они… растут.

– Правда? – удивился он. – Значит, вот как вы существуете без хионных линий. В наших окрашенных городах есть большие поля, над которыми крест-накрест протянуты хионные линии; благодаря им растения развиваются.

Юми попробовала это представить. Значит, кроме Килахито есть и другие города? Как туда попасть? Казалось, город окружен непроницаемой тьмой.

Размышления Юми оставила на потом. Художник начал излагать тонкости рисования бамбука. Она по-прежнему не понимала, какое отношение имеет живопись к кошмарам. Неужели кошмары… боятся искусства?

Она не стала спрашивать. Если Художник захочет, сам объяснит. Пока что Юми решила стать прилежной ученицей и подать ему пример, как нужно себя вести. Не вставая с колен, она выполняла все его указания, выводила прямые линии кистью на бумаге, не перебивала и не задавала вопросов.

(Во многих культурных средах такое обучение считается самым лучшим. Меня это бесит. Оно максимально удобное для наставников, как будто учебный процесс служит исключительно их интересам.)

– Нужно почувствовать, как течет тушь, – объяснял Художник. – Смотри: сначала она черная, но чем дальше ты ведешь линию, тем светлее она становится и в конце концов вообще исчезает. Когда рисуешь, ты не просто воплощаешь на бумаге воображаемое тобой. Нужно видеть, чем тушь хочет стать. Ты…

Он сбился, и Юми вопросительно посмотрела на него.

– Не обращай внимания, – сказал он. – Сейчас покажу, как рисовать бамбук.

Художник несколько раз щелкнул пальцами рядом с одной из кистей и наконец смог получить ее копию. Не без труда он добыл души из бумаги и краски, уселся рядом с Юми и продемонстрировал свою особую технику рисования бамбука. Он весьма находчиво использовал естественные свойства туши, рисуя макушки стеблей более темными, середину – светлее, а внизу оставлял пятно, задерживая кисть на некоторое время. В его манере было нечто весьма органичное: как будто он не просто рисовал, а выращивал бамбук.

Художник повторил.

Затем еще.

И еще.

– Бамбук изобразить легко, – объяснил он. – И удобно, потому что можно просто запомнить принцип и рисовать достойные картины с минимальными усилиями.

– Поняла, – кивнула Юми. – Мне нравится, как все систематизировано. Но…

– Что? – спросил он.

– Ничего. – Юми потупила взгляд. – Я не должна задавать вопросов.

– Как я пойму, усвоен ли урок, если ты не будешь задавать вопросов?

Это было неправильно… но сейчас они находились в его мире. Следовали его правилам.

– На ритуальной площадке ты говорил, что в искусстве главное – эмоции, – сказала Юми. – Я не согласилась, и мне близка твоя манера рисования бамбука. Просто кажется странным, что ты говоришь о следовании принципам и рисовании без усилий. Наверное… я ожидала чего-то иного.

Художник посмотрел на душу листа, лежавшего перед ним. Вдруг она растворилась в воздухе, втянулась обратно в бумажное тело. Очевидно, он не мог удерживать души предметов долго. К счастью, хотя бы его одежда оставалась на месте… Юми прикрыла покрасневшее лицо.

– Не думай об этом, – сказал Художник, поднимаясь. – Просто повторяй то, что я тебе показал. Нарисуй бамбук тысячу раз, пока не сможешь делать это не задумываясь.

Юми кивнула и приступила к тренировке, но ее первые мазки оказались постыдно непропорциональными. Как у Художника получается так легко управляться с кистью?

Что ж, сделать тысячу рисунков она могла. На ее взгляд, это был лучший способ научиться. Она вжилась в роль прилежной ученицы, гордясь тем, что показывает хороший пример. Рисовала без возражений, пока не заболело запястье и не заныли колени. Но Юми молчала, не просила о перерыве. Ждала, когда Художник сам предложит.

Он не предлагал. Он с отсутствующим видом сидел на своем алтаре. Неужели не знает, что ему полагается контролировать ее работу?

Наконец их прервал очередной стук в дверь. Художник вышел из транса, посмотрел на Юми и заметил, что она буквально завалена бумажными листами.

– Юми, – сказал он (низким стилем), – ты еще рисуешь?

– Ты сказал нарисовать тысячу. У меня пока триста шестьдесят три.

Художник озадаченно приложил ладонь ко лбу. Снова постучали в дверь, и он жестом попросил Юми открыть. Та сочла это разрешением прервать занятие и подошла к двери. Чуть приотворила ее, чтобы гость не увидел, чем она занимается.

– Привет! – сказала Аканэ. – Ужинать пойдешь?

– Ох, – вырвалось у Юми.