Юмор начала XX века [сборник]

Ушла река. Камыши забыла.

В КАФЕ

— Зайдем в кафе, — сказал мой спутник. — Вы выпьете чашку шоколада, а я пока сварю одного изобретателя.

— Что сварите?

— Изобретателя.

Мне показалось, что он сошел с ума, и я, стараясь не раздражать его, спросила бодро и весело:

— А разве они вареные вкуснее?

Он посмотрел на меня с недоумением и ничего не ответил.

Вошли в кафе. Сели.

Народу много. Гудят, как шмели в знойный полдень. Есть и дамы.

На одной — горностаевая пелерина, с таким самозабвением обшитая собольими хвостами, что кажется, будто бюст этой дамы живет своей самостоятельной жизнью.

Дама рассматривает юмористический журнал, а бюст подъехал к соседнему столику и украдкой пьет кофе с чужого блюдечка.

Фантазия разыгрывается. Думается, вот пойдет дама на Николаевский вокзал, а бюст в пелерине окажется где‑нибудь за Любанью и будет оттуда посылать телеграммы: "Люблю, тоскую, беспокоюсь здоровье".

Но грезы мои прерваны прозой жизни — к нашему столу подходит унылый господин, давно не осквернявший своего сюртука грубым прикосновением щетки, и таинственно говорит моему спутнику:

— Имеете олово?

— Нет, но я имею марлю.

— Я тоже имею марлю, но я не имею олова.

И отошел.

Разговор, столь похожий на упражнения по самоучителю иностранным языкам, удивил меня.

— Где же у вас марля? — оглядела я своего спутника.

— В Христиании. Пятьсот тысяч аршин.

— Ого! Вот вы какой богатый!

— Но ее нужно сделать.

— Что?

Подошел другой господин. Засунул руки в карманы, выпятил живот и шлепнул губами.

— Имеете толуол?

— Нет, но я имею гипосульфит.

Господин подумал.

— Сколько?

— Восемьдесят тысяч.

— Аршин?

— Нет, кажется, ведер.

Господин опять подумал и сказал:

— Беру. Доставка ваша.

— Даю. Без доставки.

— Не пойдет.

Подумал и сказал:

— Имею кожу.

— Не нужно.

— Имею волос.

— Тюфяковый?

— Угу.

— Не подойдет.

— Имею шерсть.

Помолчал и отошел.

— Что такое гипосульфит? — спросила я у моего спутника.

Он немного смутился.

— Гипосульфит? Это очень просто… Это нужно для войны. Состоит из двух слов: "гиппо" — это значит "лошадь". Знаете, "ипподром" — словом, от того же корня. Итак, гипосульфит состоит из лошади и сульфита. На войне это необходимо.

— Лошадь, конечно, необходима. А вот на что им сульфит?

— Ну, без него, говорят, тоже как без рук.

— Лошадь погонять, что ли?

— Нет, это как будто для артиллерии.

— Для снарядов?

— Очевидно.

— Так это, верно, взрывчатое вещество?

— Пожалуй, что и так. Только при чем же тогда лошадь — "гиппо" это самое?

— А может быть, это такая штука, от которой неприятельские лошади взрываются?

Мой спутник равнодушно кивнул головой и встал:

— Изобретатель пришел. Пойду его варить. Можно?

— Пожалуйста. Не стесняйтесь. Когда уварится, возвращайтесь.

Он ушел.

Я осталась одна, послушала, посмотрела и принялась за свой шоколад. Поболтала ложечкой в чашке и вытянула не то лоскуток, не то нитку.

— Мочалка! — сказала я. — Мочалка!

Не успела я договорить, как ко мне придвинулся господин, сидевший за соседним столиком.

— Ну, и сколько? — деловито спросил он.

— Что — сколько?

— Сколько имеете мочалы?

— Не… множко, — удивилась я.

— Все равно, можете сделать дело. Требуется на матрацы. Щипаная?

— Нет… то есть да. Ужасно щипаная.

— Доставить можете?

— Эту‑то? Могу.

— Найдете под нее вагоны?

— Ну конечно.

— Почем хотите?

— Н — не знаю.

— Образцы имеете?

Я честно протянула ложку.

— Вот, все тут.

Он нахмурил брови, осторожно снял мочалку, потрепал ее, посучил ее между пальцами и сказал:

— Гагенбургская.

Лицо у него было почтительное, и я сочла нужным сказать для утверждения своего престижа:

— Еще бы!

— Я сейчас поговорю с одним человеком. Еще что‑нибудь имеете?

— Нет, больше ничего. Но могу достать перитонит.

Он одобрительно пожевал губами.

— Можно сделать дело. Сколько у вас?

— Сколько угодно.

Он обиделся.

— То есть как так сколько угодно? Так деловые люди не говорят.

Я испугалась, что провалю дело.

— Полтора миллиарда.

— Ведер?

— Нет, аршин, то есть квадратных сажень. Прямо десятинами продавали. Цена сходная — полторы тысячи за пудо — фунт.

— Цена сходная, — согласился он. — Доставка ваша?

— Ну, это, знаете, трудно. Тут ведь понадобится минимум полтораста миллиардов вагонов.

— Ну, так что ж?

— Места не хватит. Всю Россию забьем, дышать нечем будет, не то что, скажем, на извозчике проехать. Совсем места не будет.

Он задумался и опечалился.

Чтобы взбодрить его, я спросила:

— Астролябии не имеете ли?

Он прищурил глаза, припоминая.

— Какой?

— Конечно, марганцевоперекислой.

— Могу достать. Вам сколько потребуется?

— Дюжин восемьсот.

— Могу. Только, сами понимаете… Куртажная расписка…

— Ну конечно. Можете дело сделать.

— Значит, вам приблизительно восемьсот килограммов, то есть я хотел сказать: миллиметров? Сейчас сделаем предварительную смету.

Он придвинулся поближе и достал карандаш.

Работа закипела…

ЧЕРТИК В БАНОЧКЕ

(Вербная сказка)

Я помню.

Мне тогда было семь лет.

Все предметы были тогда большие — большие, дни длинные, а жизнь — бесконечная.

И радости этой жизни были внесомненные, цельные и яркие.

Была весна.

Горело солнце за окном, уходило рано и, уходя, обещало, краснея:

— Завтра останусь дольше.