Читаем Юмористический журнал «Сатирикон 18+» № 1, 2024 полностью

Вечером конкурсанты попросили отсрочку ещё на сутки: не каждый, мол, день такие задачи решаем, хочется всё по уму, не зря чтобы, значит… Тут заинтересовались семейные. Молодые засуетились, сказали, что ничего особенного, начальник по-соседски попросил журнал цифрами вычислений заполнить, так, ерунда, отдыхайте!

Следующий день начали рано, погодка отличная, морозец, без ветра, беги себе на лыжах да о высоком думай. Начальник с теодолитом направление выставил, и начали молодые первый промер гнать.

Впереди по створу с охапкой вешек, как лучник со стрелами, шустро тянул мерную ленту маленький, злой, ловкий, рыжий Ришат по прозвищу, само собой, Татарин. Сзади тоже с вешками конец мерной ленты держал Копчёный. Его задача – следить за створом и остановиться, когда жёлтая метка на конце поравняется с уже воткнутой в снег вешкой. Тогда Татарин втыкает впереди следующую вешку, и получается ровно двадцать пять метров.

Витя Крюков, здоровенный лоб, недавно из армии, где служил танкистом; в партии успел поработать на самом старом тягаче, из недр которого не вылезал по причине постоянных ремонтов; всё время в мазуте, за что и назван Копчёным; когда тягач окончательно рухнул, в ожидании нового был временно переведён в топобригаду.

Он автоматически выполнял свои нехитрые обязанности, а сам думал о Маяковском. Он знал поэта из школы, помнил «достаю из широких штанин», ещё что-то смутно про облако, учительница вроде говорила о поэте как о воспевающем развитой социализм. Копчёный как раз жил в эту эпоху и сомневаться, что социализм именно развитой, ему в голову не приходило.

Он силился вспомнить, метров через двести пятьдесят неожиданно всплыли чудные слова:

Если парень            боксами увлёкся,он —      рукой – канат,                     а шеей —                                    вол… [1]

«Чего хотел сказать? – думал Копчёный, – чего хотел, то и сказал. Руки натренировал, стали они сильные и длинные, как канаты. А шея сама накачалась, там в боксе упражнения специальные есть…»

Татарин тем временем вспоминал другие строчки. В отличие от Копчёного у него с советской властью было не всё гладко. Сильно пострадали в своё время родители, старый, сморщенный дед вообще принципиально отказывался говорить по-русски, а сам Татарин уже успел ходку сделать.

Он нутром почуял, что Маяковский на что-то намекает:

…дальше               своего                      расквашенного носане мерещится                    парнишке                                     ничего.

«Ага, – обрадовался Татарин, – ёб…ли ему по сопатке, так он всё и позабыл. Вот они комсомольцы-добровольцы херовы, пи…ть только горазды, а чуть что – и видеть ваше бл…ское соцсоревнование не желаю…»

* * *

Вечером, ближе к полуночи, на стол с ватманом упали две школьные тетрадки. Копчёный написал крупным, округлым, понятным почерком, но мало.

Борис зачитал вслух, стараясь сохранить оригинал:

«Маяк радуется советскому спорту, по старинке называет его красным. Он хочет, чтобы все советские люди занимались – „…нужен массу подымающий спортсмен“. Чтобы, значит, сам бабайки накачал и народ подтянул. Государство заботится о спорте и само собой о спортсменах – „И растёт приобретённый чемпион безмятежней и пышнее, чем пион…“

Спорт, говорит Маяк, из кого угодно человека сделает – „…чуть не в пролетарии произведут из торгаша“. А станешь хорошим спортсменом, тебе послабления разные (так что занимайся не хочу) – „…могут зря (как выражаются провинциалы) всех девиц в округе перепортить!“ И правильно, чего на них смотреть, товарищ начальник, на то и девицы, чтобы портить».

Понять, что написано в тетрадке Татарина, не представилось возможным из-за грязи, кривых букв и перечёркиваний. Борис велел автору самому прочитать.

Тот с готовностью утвердился у стола, глянул было в соседний отсек, но махнул рукой – бенефис важнее – и выкрикнул:

– Доклад! «Товарищ Маяковский не такой уж оказался вам всем и товарищ. (Я когда говорю „вы“, не вас имею в виду, а всех строителей коммунизма. Вы-то тут ни при чём.) Козырный чувак с самого начала свару начал – „Товарищи, поспорьте о красном спорте!“ Короче, предъяву бросил, а вы рвите друг друга. Слова хорошего для гондонов-спортсменов не нашёл – „…нагоняя мускулы на теле, все двуногие заувлекались спортом“.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное