— Хорошо, — мы наконец отошли друг от друга на два фута. — Позвони, когда решишь.
— Позвони мне сама завтра.
— Ладно, — согласилась я. — После половины шестого.
Я знала, что пора уходить, но не хотела двигаться с места. В нашем тихом разговоре таилась какая-то магия.
— Спокойной ночи, дорогая.
— Спокойной ночи, — отозвалась я. — Я люблю тебя.
— Доброй ночи, милый дьяволенок, — Джо сказал это с такой любовью, что я едва не расплакалась.
— Давай больше не будем говорить, — я боялась разрыдаться прямо здесь, на пустынной улице. — Кто-нибудь может шляться неподалеку.
Джо повернулся и направился к своей машине. Я смотрела ему вслед и не успела остановить себя. Мой голос приглушенно прозвучал в тишине над тротуаром.
— Я люблю тебя, — крикнула я. Джо обернулся, улыбнулся и помахал мне рукой. Когда он пошел дальше, его спина стала прямее.
Я повернулась и пошла домой. Оставались еще в моем плане кое-какие свободные концы, которые мне требовалось связать. Я знала, что все лежит на мне, что все приготовления являются моей обязанностью, иначе Джо запаникует.
Только бы он решился. Я чувствовала, что это произойдет, но должна была ждать до завтра. Завтра все выяснится.
Обдумывая свои слова, я открыла в себе не очень приятную черту. Я очень любила Джо, но если он отступит, между нами все будет кончено. Я знала, что тогда возненавижу его.
До солнечного света и радостного смеха оставались две недели.
Если он скажет «да». Если мы сохраним свои головы. Если нам улыбнется удача, хотя бы чуть-чуть. Если Джо любит меня.
Я продолжала шагать. Придется попотеть. Больше я ничего не могла сделать.
Глава 4
Я пришла домой довольно усталая и сразу направилась в свою комнату. Уснула я мгновенно и так же мгновенно проснулась в четыре часа утра. Мне было совершенно ясно, что уснуть снова не удастся, поэтому я надела халат и спустилась в кухню.
Там я приготовила себе одно из своих особых кушаний (расплавленный сыр, ветчина и томатный соус) и вернулась к себе с этим сэндвичем и стаканом молока. Приходилось тщательно соблюдать тишину, поскольку ничто так быстро не выводит из себя Эллиота, как ночные походы к холодильнику. По его словам, это был чертовский непорядок. Он не сомневался, что именно от этого заводятся тараканы.
Я не хотела злить Эллиота в течение нескольких дней. Мне нужно было, чтобы он любил меня перед тем, как я исчезну. Любил на десять тысяч долларов.
Я прошла в свою комнату и устроилась с брошюркой «Супружеская гигиена».
Я читала до семи часов, потом спустилась к завтраку. Мне не хотелось встречаться с Эллиотом. Я слышала, как он пришел вчера домой минут через двадцать после меня. Отчим был слегка навеселе и, думаю, голоден. Он никогда не ел много на своих «банкетах».
Белла еще не спала — она никогда не ложилась, когда хозяин задерживался и ждала его. Они были созданы друг для друга. Белла симпатизировала ему (кроме тех случаев, когда он ругал ее обеды) и в глубине души, я уверена, считала, что гораздо больше подходила на роль жены Эллиота, чем бедная мама. Фактически, она так и сказала маме полгода назад, спокойно и мерзко, после стычки по поводу разбитой чашки. Случилось так, что чашка оказалась последней из сервиза, доставшегося маме по наследству от ее матери. Мама расплакалась.
Я услышала весь разговор поскольку только вернулась из школы.
— О, Белла! Последняя чашка, — сказала мама странно взволнованным голосом. — Все уже разбились. Эта последняя, Белла, и я никогда не смогу ее склеить.
— Почему бы вам не встать с пола, — отозвалась Белла, и что-то жестокое в ее голосе заставило меня приоткрыть кухонную дверь и заглянуть в образовавшуюся щель. Мама ползала по полу и близоруко щурилась. Ее бедный худой зад нелепо торчал вверх. Она собирала осколки чашки и немного порезала левую руку. Белла стояла над ней с раскрасневшимся лицом и с глазами, горящими триумфом.
— Я уверена, это не моя вина, мадам. Вам не нужно здесь ползать. Мистер Палма может прийти в любой момент. Помните, он обещал вернуться сегодня пораньше.
— Может, я найду их все, — пробормотала мама, продолжая ползать. — Белла, пожалуйста, помогите мне.
— У меня много других дел, — ответила горничная. — Встаньте, мадам. Это всего лишь чашка.
— Всего лишь чашка, — повторила мама тоном, который я от нее никогда не слышала, повернулась и села на полу, посеревшая, изнуренная, но злая, как дьявол. Ее глаза за толстыми линзами очков сверкали яростью. — Вы разбили ее, мисс. До меня она принадлежала моей матери, и я точно помню, как велела вам никогда не прикасаться к ней. Действительно, всего лишь чашка!
— Вещь как вещь, — сказала Белла. — Я должна приготовить обед мистеру Палма. Если вам это безразлично, мадам, дело ваше.
Мама поднялась, немного запыхавшись, посмотрела на свои тапочки и мягко произнесла:
— Вы… вы уволены, Белла. Та хрипло рассмеялась.
— Соберите ваши вещи и убирайтесь. Я дам вам рекомендательное письмо.