Юнги с Урала

— Женское имя, — поспешно ответил Сережка и опять получил от Митьки толчок коленом под мягкое место.

Дубовой улыбнулся, но сделал вид, что ничего не заметил, и стал объяснять:

— Я думаю, речь идет не о женском имени, а миле морской. Если так, то это длина дуги одной минуты земной широты. Не очень понятно, да? Тогда будем рассуждать так: на суше расстояния измеряются чем? Километрами. А на море привыкайте их мерять на мили и кабельтовы. Уловили? В одной миле одна тысяча восемьсот пятьдесят два метра. А кабельтов — десятая часть мили. Значит, в кабельтове сколько метров?

Саша начал считать:

— Одну тысячу восемьсот пятьдесят два метра делим на десять — получается сто восемьдесят пять и две десятых метра.

— Молодец, арифметику знаешь, — похвалил Дубовой.

«Тысяча восемьсот пятьдесят два метра. Сто восемьдесят пять и две десятых метра», — твердил я про себя. А лейтенант тем временем подбросил еще одну деталь:

— Но имейте в виду, что такая система измерения существует не везде. Во многих странах, в том числе и у нас, в Советском Союзе, но… не везде. Есть государства, где морская миля равняется одной тысяче восьмистам пятидесяти трем метрам. Уловили?

Чтобы где-нибудь не опозориться, надо было запомнить и это.

— А что такое узел? — продолжал допытываться Плюснин.

— Узел — это которым завязывают… — начал было Сережка, но, своевременно заметив строгий взгляд «не треплись, мол, если не знаешь», брошенный в его сторону Митькой Рудаковым, замолчал.

— Узел — это единица скорости, составляющая одну морскую милю в час — то есть тысяча восемьсот пятьдесят два метра в час. Поэтому, например, говорят, корабль идет со скоростью шестнадцать узлов или миль в час. Есть узлы и другие, морские, которые вы будете вязать не только на занятиях, но и во все годы службы на флоте. Но о них пока помолчим, а то на уроках и службе неинтересно будет… Уловили?

— Так точно! — ответил за всех Филин. — А я-то думал…

— Индюк тоже думал, да в суп попал, — сострил Рудаков.

Я тоже думал… Думал о том, что здесь, на флоте, я знаю лишь то, что ничего не знаю.

Дубовой словно подслушал мои мысли.

— Флотская служба трудна, она требует больших знаний. Вам придется изучать не только устройство кораблей, боевую технику, но даже учиться говорить. Настоящий моряк знает более тысячи слов, о существовании которых гражданский человек даже и не подозревает. Придется научиться не путать форштевень о ахтерштевнем, шпангоут с рангоутом. Форштевень — носовая часть судна, а ахтерштевень — основное крепление кормы. Шпангоут — это ребра, составляющие остов корабля, а рангоут — все деревянные и железные части снаряжения парусного судна. Уловили? Грамотный моряк, к примеру, никогда не скажет: «Я служу во флоте», а выразится по-нашему, по-флотски: «Я служу на флоте». Не скажет «кóмпас» или «рáпорт», а «компáс», «рапóрт». На флоте нет лодок. Вернее, они есть, но только подводные, а те, на которых вы с девушками на прудах и речках катались (мы дружно заулыбались, подумали «рано, еще не успели»), называются шлюпками, ботами, яликами, тузиками… Уловили? — улыбнулся и лейтенант.

Похоже, «уловили» было его любимым словечком. И не такой уж он строгий, неподступный, каким показался многим из нас на первый взгляд. Командир как командир, ведь не за ручку же ему с нами здороваться, не покурить предлагать. Даже улыбнуться, пошутить при случае может. А это для многих из нас, не знавших, что такое родительская ласка, не так уж и мало.

Несмотря на пасмурную погоду и начавшийся мелкий дождик, настроение у всех было хорошее: переход до Соломбалы подходил к концу. Мы уже видели себя почти моряками.

— Там в первую очередь попадете во флотский Экипаж, — сказал Дубовой, — а потом дел будет столько, что успевайте только поворачиваться… Уловили? — хитро улыбнулся и первым пошел к трапу.

Что он имел в виду, мы поняли почти сразу же после того, как разношерстной растянувшейся колонной миновали охраняемые часовым с карабином наизготовку ворота флотской цитадели.

Из кирпичного пятиэтажного здания, перед которым остановился строй, сразу же высыпали десятки любопытных краснофлотцев.

— Ну и воины — метр с кепкой, — присвистнув, с улыбкой сказал один из них, но, заметив строгий взгляд лейтенанта, тут же примолк.

Мы и сами понимали, что пока никакие не воины, а обычные пацаны. Стоявшие возле входа в Экипаж краснофлотцы — все, как на подбор, рослые, в бескозырках с ленточками, в форменках с воротничками, ремнях с бляхами, хромовых ботинках. Все вычищено, поглажено, надраено, а на нас… Даже сравнивать стыдно: одни — в демисезонных пальто, другие — в пиджачках, третьи — в рубашках. Брюки от многодневной езды на вагонных нарах грязные, помятые. Ботинки у одних каши просят, у других — без шнурков. На головах — кепки и фуражки самых замысловатых фасонов.

Увидев моряков во всем новеньком, нам стало стыдно за свой неприглядный вид. Лучше себя почувствовали лишь тогда, когда вышедший на крыльцо какой-то строгий командир приказал морякам немедленно вернуться в здание и заняться служебными делами.