Юнги с Урала

В самом дальнем кабинете, куда после обхода всех предыдущих заходили уже одетыми, заседала комиссия с малопонятным названием — мандатная. За столом сидели несколько командиров. Я доложил о своем прибытии. Самый старший держал в руках мою карточку с записями врачей. Я успел прочесть: «Рост—150 см, вес — 39 кг».

Оторвав взгляд от карточки, командир спросил:

— Говорят, моряком стать хочешь?

— Так точно! — четко ответил я. И откуда только громкий голос взялся? После беготни голышом перед врачами в сопровождении девушек-краснофлотцев в одежде я сразу стал храбрее.

— Хорошая задумка, хорошая… — заметил он, еще раз заглянув в мое тонюсенькое дело.

— А образование какое?

— Восемь классов окончил.

— Молодец, молодец… Грамотные люди флоту нужны.

Я уже слышал, что тех, кто имеет образование пять классов, посылают учиться на боцманов, с шестью — на мотористов, с семью — на электриков и радистов.

— Радистом быть хочешь?

— Так точно! — еще громче от радости, что мои мечты, кажется, начинают совпадать с мнением комиссии, отчеканил я.

— Ну что ж, так тому и быть. — Председательствующий взял ручку, обмакнул перо в чернильницу и сделал в моей карточке запись: «Зачисляется в роту радистов». — Можешь идти.

У меня, как говорится, в зобу дыханье сперло. Это была последняя комиссия. И ее я прошел успешно! Оказавшись в коридоре, узнал, что уроженец Юрлы Витя Сакулин, Олег Ияшин из Верхних Муллов и добрянец Вася Бурков будут учиться на рулевых, косинец Володя Дьяков и оханец Ваня Неклюдов — на мотористов, Мир Нигматулин, Гена Коновалов, Боря Гаврилов, краснокамец Ваня Семенов, чусовляне Володя Лыков, Юра Зайцев — на артиллерийских электриков, а Витя Кожихов, Валя Рожков, Олег Шерстюков, Боря Батанов, как и я, на радистов. Некоторым, к сожалению, не повезло: им пришлось возвращаться домой. Среди таких ребят оказались Юра Киселев и Володя Ловинецкий из Чусового. Фамилии остальных, не прошедших строгие флотские комиссии, в памяти не сохранились.

Получить долгожданную флотскую форму в тот день не удалось. Едва успели пройти комиссии, в кабинеты, где они заседали, краснофлотцы из Экипажа стали заносить какое-то мудреное оборудование. Распространился слух, что доставляемые туда приспособления и аппаратура предназначены для более тщательной проверти состояния здоровья будущих юнг. Сердце екнуло — неужели еще раз придется проходить медицинскую комиссию? К счастью, обошлось, во всяком случае для тех, кто приехал раньше других и успел побывать на обследованиях. Для нас было уготовано другое. В комнате, где мы раздевались, свежеиспеченных юнг ждал рассыльный по Экипажу.

— Всем быстро в мыльню! — скомандовал он.

Что такое «мыльня», никто из нас не знал, потому все застыли в недоумении.

— Ну, чего стоите как вкопанные? — прикрикнул он. — Сказано, пора идти в баню, значит, надо спешить.

— Банька — дело хорошее, — заметил Женя Григорьев. С этим мальчишкой я познакомился во время прохождения медицинской комиссии. Парень он был общительный, добрый, спокойный, хотя в спорах, похоже, горячий. За несколько минут я успел узнать почти всю его биографию. Мать Жени в дни, когда мы направлялись к Архангельску, переезжала в наш областной центр — город Молотов. Это обстоятельство нас очень сблизило. Григорьев сразу же стал считать молотовчан своими земляками, держался к нам поближе.

В Школу юнг Женя, как и большинство из нас, попал не без приключений. Мать Жени, Мария Никитична, работала инструктором по охране рыбных богатств. Сын любил бывать с ней в командировках. Охотно брался за весла. Вместе с ней объезжал места возможного браконьерства. Постоянная близость к воде побудила его читать много книг о море, рыбаках, военных моряках. Проглатывал он их залпом. Постепенно и у самого зародилась мысль стать военным моряком. Впервые о своем желании Женя заявил матери в начале войны. В том, что решение сына было серьезным, она убедилась год спустя, когда в школу, где учился Женя, приехал какой-то моряк и стал отбирать ребят для учебы в Школе юнг.

В тот день Женя прибежал из школы взволнованным.

— Мама, разреши. Я так хочу стать военным моряком! — заявил он прямо с порога.

Мать выслушала сына и твердо сказала:

— Ни в коем случае!

Женя как-то сразу помрачнел, сжался, уткнулся головой в подушку. «Притворяется», — подумала Мария Никитична, ласково приподняла его голову — по щекам сына, чего никогда раньше не бывало, текли слезы.

— Я комсомолец. Стоять в стороне от борьбы с врагом не могу. Иначе перестану себя уважать, — со слезами на глазах, но твердо, по-взрослому, заявил Женя. — Я уже и заявление написал. Правда, твое согласие нужно. Распишись, пожалуйста…

И тетрадный листок в полстранички величиной оказался в руках матери. В нем торопливой рукой сына было написано:

«В горком комсомола от

гр. Григорьева Е. Н.

Заявление

Убедительно прошу принять меня в Школу юнг. Очень хочу бить ненавистного врага.

К сему прилагаю свои документы.

Е. Григорьев.

5 июля 1942 года».

Делать было нечего, мать согласилась. И вот Женя вместе с нами.