Юнги с Урала

— Сделать это успеете после экскурсии, — закончил свои пояснения в отношении переписки командир. — А теперь маленькое объявление. Вчера вы были в бане. Оставили там свои вещи. Надеюсь, все их подписали? Если кто забыл или что-либо из вещей хочет взять с собой, сделать это еще не поздно. Следует зайти в баталерку, где хранятся вещи. Там они будут ждать вас до самого окончания Школы юнг и ухода на боевые корабли. Желающие могут переслать их по почте своим родственникам.

По Соломбале ходили не строем. Это нас радовало. Воронов еще раз подтвердил, что «ходячей морской энциклопедией» его прозвали не зря. Казалось, нет такого дома, улицы в Соломбале, о которых он не мог бы дать то или иное пояснение. В то время мы еще не знали, что ему доводилось в этих краях служить.

— Посмотрите, что у вас под ногами, — обращал наше внимание старшина. — Не земля, а опил и щепа. На них и дома стоят. Отходы от строительства кораблей здесь накапливались веками. Идешь словно по перине. Опиловая почва амортизирует. Даже дома постепенно в землю погружаются.

Только тут мы обратили внимание на то, что окна первых этажей многих домов находятся на уровне земли, солнечные лучи попадают в них только благодаря сделанным вокруг окон, обложенным кирпичами, углублениям.

На речках Соломбалы много лодок — тут и весельные. и моторные, и под парусами. Мостики через речушки горбатые.

— У каждой свое название есть, — пояснял старшина. — Эта, например, Курья.

— И у нас под таким названием есть река, — загалдели прикамцы. Обрадовались, словно добрую знакомую встретили. Любовались ее водной гладью, тихим, спокойным течением.

— Она не всегда такая, — продолжал свой неторопливый рассказ старшина. — По весне, как и другие, разливается, доставляет местным жителям немало хлопот. Бывает, люди в период половодья первые этажи домов вынуждены покидать, переселяются во вторые. Мужчины на работу, бабы в магазины, дети в школу добираются на лодках.

— Настоящая Венеция! — воскликнул кто-то.

— Погода здесь не очень устойчивая. Надо научиться ее предугадывать. — Старшина постоял, помолчал, а потом спросил: — Вот сейчас она вам ни о чем не говорит?

Мы стали внимательно рассматривать воду, зелень вокруг домов, смотреть на небо, но сказать что-нибудь вразумительное никто не мог.

— Вот, например, этот запах? — подсказал Воронов.

— Гарью, вроде, потянуло, — заметил я. — Только откуда — не пойму. Пожара, похоже, нигде нет.

— Едкая гарь идет от судостроительных мастерских. Раньше мы ее не ощущали, а теперь появился ветерок, вот ее в нашу сторону и потянуло. А ветер с той стороны — жди дождя.

Мы направились в сторону Экипажа. Не прошли и двухсот метров, как заморосил мелкий дождик.

В Экипаже нас встретила веселая ватага юнг, только что побывавших на медицинской комиссии. У тех, кто ее прошел успешно, настроение приподнятое. Их рассказам не было конца.

— А нас, не то что вас, на приборах проверяли, — хором сообщили Женя Ларинин и Гена Коновалов.

— В кресле-вертушке крутили… Сойдешь с него — и пошатывает. Даже в сторону некоторых бросало, — начал было рассказывать Володя Дьяков, но его перебили.

— Ерунда, меня тоже к стенке швырнуло, чуть лбом в нее не угодил, а все равно приняли. Врачиха сказала: наверное, укачивать на море будет. Но это не беда. Говорят, адмиралов Нельсона и Ушакова тоже укачивало. — спешил поведать свои новости землякам Гена Мерзляков.

— Главное было на силомере не сплоховать, — утверждал Ваня Неклюдов. — Для службы на кораблях нужна сила.

Вечером юнги дружно взялись за написание писем.

— Один Верзила дурью мается, — наклонившись к моему уху, прошептал Сережка и показал глазами в сторону парня, который прибился к будущим юнгам на одной из станций.

Кем-то случайно брошенная кличка прочно закрепилась за ним. Иначе его теперь никто и не звал. Верзила, заложив руки за спину, ходил от одной стенки к другой.

— Что ему, писать некому, что ли? — снова зашептал Сережка. — Надоел.

— А кому он будет писать? Он же с оккупированной территории. Может, у него родители под немцем. А то, чего доброго, их уже и в живых нет… Тут поневоле задумаешься, — попробовал я защитить Верзилу, но Сережка не унимался:

— Все равно, он какой-то странный, несознательный что ли. Мандатная комиссия его определила учиться на боцмана, а он не хочет. Просится в радисты, а у самого образования мало. Да разве сейчас такое время, чтобы выбирать? Я бы тоже радистом хотел стать, а сказали «требуются мотористы» — и я иду. Что бы было, если бы, например, все захотели стать радистами? Я так думаю, что приказ любого хотения главнее…

— Да согласен я с тобой, согласен. Замолчи ты наконец. Вон баталер зашел, руку поднял, что-то сказать хочет…