Мать встретила Костю нарядная, сияющая. У него даже под лопатками захолодило — такой торжественной была мать… А лицо… С лицом нелады — с горчиной, припечаленное. Морщины — от носа к уголкам рта, делающие лицо жестким и старым, складки иа лбу, припухлости под глазами… что с ней, с матерью?
Клавдия Кирьяновна вынула из кармана жакета красную коробочку.
— Вот. — Она раскрыла коробочку. — Это орден. Им посмертно был награжден твой отец. Раньше я хранила его пуще собственных глаз. А теперь… Теперь тебе его хранить… Ты, как говорят любители казенного языка, достоин этого ордена.
Костя взял в руки отцовский орден. Боевое Красное Знамя. Он только одип раз видел его, когда заплаканная мать пришла из облисполкома, где ей вручили эту коробочку.
Костя долго держал его в руках — металл уже чуть поблек от времени, эмаль же была как новенькая, парадная.
— Спасибо, ма, — сказал Костя.
— Ну, а теперь обедать… Все ли на столе? — спросила мать, проверяя стол. — Так и есть, забыла! Самое главное забыла… Хлеб и рябиновую настойку. Мы с тобой сейчас по двадцать капель имеем право выпить. Праздник ведь.
— Мам, я не окосею? — сказал Костя и подумал: «Что за слово «окосею»? Мать сейчас обругает».
— Ясное дело, окосеешь, — с серьезным лицом подтвердила Клавдия Кирьяновна. — Пообедаешь и сразу спать! Завтра тебе в утреннюю смену.
Когда она вернулась из кухни с тарелкой хлеба в одной руке и настойкой в другой, Костя уже спал, положив голову на край стола. Губы его раскрылись, они были пухлыми, как у школяра, детскими. Он совсем еще был ребенком, ее сын Костя Гундорев. Комсомолец Костя Гундорев.
Анатолию Алексину— 50 лет
Разговор всерьёз