Юность

Указы императора и полицейские репрессии придавили крышку этой скороварки, но…

… модель оказалась непрочной, и рвануло, да как! Единого центра у восставших не было, но даже только что прибывшие переселенцы из Центральной России успели уже как-то организоваться, начав выстраивать пусть рыхлые пока, но всё ж таки профсоюзы. Организованные по земляческому принципу, они держались несколько наособицу, не отвергая вовсе коренных горожан.

Местечковые же размазались тонким слоем между одесскими родственниками, приезжими еврейскими боевиками и религиозными авторитетами. Но большая их часть, настроенная чемоданно, решила переждать грядущие неприятности. Перетерпеть.

Пёстрая эта публика, со своими целями и интересами, в иное любое время вряд ли стакнулась, но так уж сошлись звёзды, и объединённые общей ненавистью к Власти, командиры самообороны решили собраться вместе и выработать хоть какой-то план совместных действий. Перемещаясь по двору, они общались, знакомились и будто бы даже принюхивались друг к другу.

Жильцы глазели на них самым нахальным образом, возмещая зрелищем и интересным воспоминанием на будущее потраченные нервы. Переговариваясь на смеси русского и идиша с вкраплениями греческого, они не стеснялись заводить разговоры как со знакомыми командирами, так и вовсе с незнакомыми людьми.

— … стоя на платформе ортодоксального марксизма…

— Соня! Соня! — высунувшись из окна по пояс и демонстрируя богатую, хотя и несколько обвисшую грудь, немолодая женщина со следами былой привлекательности, пронзительно звала подругу, задрав голову вверх, — Ты посмотри, какой мущщина!

— Хто? — отозвалась такая же грудастая и упитанная, свесившись вниз.

— С усиками который! — ткнула она рукой.

— Та он же гой! — всплеснули наверху руками.

— И шо? — возмутилась та, которая снизу, — Я ж не про синагогу говорю, а за так!

— За так… — свесившись ещё сильней, женщина оценила немолодого рыжеватого рабочего, пытающегося скрыть смущение от нежданных смотрин поглаживанием усов, — Я тебе так скажу, Ривка, шо глаз у тибе — алмаз! С таким хоть за так, а хоть и как!

— Хи-хи-хи!

— … равно как и Каутский, я не верю в постоянную гармонию между населением и средствами существования…

— Только индивидуалистический анархизм! — не отцепляясь от пуговицы собеседника, токовал боевитого вида юнец с шапкой курчавых волос, — Только личная автономия и рациональная человеческая природа…

— … а я его по голове, — делился недавними переживаниями молодой парень гимназического совсем вида, пытаясь трясущимися руками вытащить папиросу из портсигара, — и вот… одним псом самодержавия меньше, ха-ха…

Смех его, механический и нервный, должен был продемонстрировать сверхчеловеческую природу бунтаря, но тоскливые глаза резко контрастировали с юношеской бравадой.

— Товарищи! Товарищи! — надрывалась Элька Рувинская[71], тщетно пытаясь привлечь внимание надсаженным голосом, но командиры самообороны если и смотрели на неё, то лишь мельком, как на молодую красивую бабу.

— Вперед, сыны отчизны[72], — запела она, отчаявшись совершенно, — Величественный день настал.

Против нас тирания

Кровавое знамя поднято,

Слышите ли вы в деревнях

Ревущих беспощадных солдат

Они приходят в наши руки,

Резать горло наших сыновей, наших подруг

К оружию, граждане! Формируйте ваши батальоны!

Идем, идем, чтобы кровь нечистая впиталась в наши нивы

К оружию, граждане! Формируйте ваши батальоны!

Идем, идем, пусть кровь нечистая напоит наши нивы.

Кто молчал задумчиво, посасывая трубочку, а кто и начал подтягивать со всем энтузиазмом, но внимание она привлекла.

— Спасибо, Эля, — в наступившей тишине сказал Корнейчуков, башней выросший за её плечом, — Здравствуйте, товарищи!

— … и тебе…

— … здоровей видали.

Не теряя времени даром, африканер ледоколом раздвинул толпу и повесил на дерево в центре двора большую карту Одессу и окрестностей.

— Не будем терять времени даром, товарищи, — деловито начал Николай, — к делу! Для начала хочу заверить вас, что мы ни в коем разе не претендуем на главенствующие роли в этом восстании, а только лишь предлагаем помощь с кооперацией действий и…

Он сделал паузу.

— … оружием.

— Га-а… — оглушённые птицы поднялись над кварталом, а перепутанные коты забились по щелям. Заговорили разом, перекрикивая друг друга, хватая за грудки и норовя пробиться к Корнейчукову и Сэмену Васильевичу, расталкивая соперников. Дай!

— Товарищи! Товарищи! — больше угадывалось, чем слышалось от вскочившей на стол Эльки.

Бахнул выстрел… и гомон разом — как обрезало.

— Оружия хватит на всех, — веско сказал Сэмен Васильевич, опуская револьвер, — Тих-ха!

— Благодарю, — кивнул ему Корнейчуков, — Повторюсь, оружия хватит на всех желающих, скажите спасибо Сэмену Васильевичу.

— К сожалению, — он достал трубку и начал раскуривать, дрессируя толпу, — восстание началось много раньше запланированного, и началось стихийно, без должного руководства.

— Оружие в обмен на лояльность? — сощурился Махайский[73], бежавший недавно из-под ареста в Иркутске.

Корнейчуков смерил его тяжёлым взглядом, передавливая и…

… неожиданно отпустил анархиста, улыбнувшись.