Юность

Когда очередь к концу рабочего дня Платона рассосалась, он выключил станок, смахнул с него стружку и, протерев ходовую часть и трущиеся поверхности концами и смазав маслом, перед получением денег пошёл помыть руки в туалет. Он снял халат и специально сверху положил его на тумбочку, чтобы было видно, что он ещё не ушёл домой.

А при выходе из умывальни он столкнулся с группой сотрудников цеха из технологического бюро и администрации, в том числе и в белых халатах. Среди них оказались молодые женщины и девушки, обратившие внимание на смутившегося симпатичного молодого парня, но уже без рабочего халата.

А у Кочета в первый момент глаза разбежались. Но на помощь ему неожиданно пришёл Иван Лаврентьевич.

— «Платон! Это наши технологи, экономисты и нормировщицы! И известная тебе табельщица Наташа Буянова!» — представил он Кочету свой, проходящий мимо, малинник.

— «А это один из наших новобранцев из школ! Кстати, студент!» — услышал Платон его объяснение удаляющейся толпе.

Но его взгляд сразу выделил из неё высокую стройную брюнетку с величественной, но, в тоже время, будто бы стесняющейся походкой. Она беседовала и шла рядом с уже известной ему табельщицей Наташей, чуть наклонив к ней голову, и завлекающе шуршала своими колготками на длинных, стройных ногах. Платон даже залюбовался ею, долго провожая талию и ноги взглядом, невольно идя следом. Так и встал он за ними в очередь. Но оказался не последним.

— «Что? Понравилась? Это Таня Линёва — технолог фрезерного участка!» — сочувственно улыбаясь, прошептал ему на ухо, вставший в очередь за ним, тридцатипятилетний фрезеровщик Анатолий Солдатов бывший наставником у Бориса Лапшина.

От этого Платон смутился, и отвёл взгляд от девушки. Но шёпот Солдатова видимо услышал, стоявший почти перед Платоном, Иван Лаврентьевич, вдруг предложивший:

— «Девочки! А давайте Кочета пропустим без очереди, а то у него рабочий день уже оканчивается! Платон, иди! Тебя девочки пропустят!» — настоятельно предложил он покрасневшему Кочету.

— «Через строй!» — услышал тот себе вдогонку озорное от Солдатова.

— «А он, что? Малолетка?!» — донеслось до него удивлённое от одной из женщин.

— «Ничего себе?! Молодёжь пошла!» — услышал он от другой.

— «Вон! Покраснел, как петух! Точно Кочет!» — донеслось до него из очереди и ревнивое мужское.

Но Платон был уже в пути к заветному окошку. К тому же ему очередь уступила та самая, первая из женщин их цеха ему знакомая, табельщица Наташа Буянова.

А стоявшая за ней Татьяна с интересом наблюдала за их диалогом.

— «Да не тушуйся ты так! Прям, как девочка! Даже ямочка на щеке вон проявилась!» — восторженно глядела на него снизу вверх крашеная и с обилием косметики на лице симпатичная блондинка, нахально сверкая своими карими глазами, охватывавшими с горбинкой изящный нос.

Но Платон был уже в окне, назвав свою фамилию.

— «Да знаю я уже! Поздравляю с первой зарплатой!» — улыбнулась ему своими добрыми карими глазами сорокалетняя незамужняя женщина.

И Платон, теперь больше стесняясь размера полученной им зарплаты, суммой в чуть больше пятнадцати рублей, сначала коротко бросил толпе «Спасибо и до свидания!», а потом повернул налево по проходу к своему рабочему месту, чтобы убрать халат и запереть тумбочку. А там его почему-то поджидал старейший из токарей Сергей Фёдорович Шашалев.

— «Платон! А ты будешь с первой зарплаты угощать своего наставника и мастера?» — шепнул ему на ухо Сергей Фёдорович.

— «А зачем? Не они же меня учили токарному делу!».

— «Ну, как зачем? Так издавна повелось! Традиция!».

— «Не, дядь Серёж! Свою первую в жизни зарплату всю до копейки любой нормальный человек должен отдать матери! И пусть это теперь будет новая и самая правильная традиция!».

— «А ты ведь, пожалуй, прав!» — удивившись и согласившись, похлопал он по плечу Кочета, отойдя затем к группе пожилых токарей, собравшихся вокруг мастера, и что-то бурно и долго объясняя им, энергично жестикулируя при этом, показывая в сторону станка Кочета.