Юность

— «У нас в ансамбле намечается несколько вокалисток, но нет мужчин!» — услышал он сетование одной из студенток.

— «А вы, молодой человек, почему не поднимаетесь на сцену?» — услышал Кочет, на этот раз обращённое к нему лично.

— «А я петь не умею! Но песни Татляна люблю!» — коротко ответил он.

— «А вы хоть раз пробовали?».

— «Нет! Я стесняюсь!».

— «Так попробуйте! Кого тут стесняться? Мы друг друга не знаем! Даже если вы вдруг опозоритесь, то никто вас стыдить не будет, а ваши родные и знакомые не узнают об этом! Так что попробуйте!».

— «Не знаю даже. Я слов песен не знаю! Так что певец из меня не получится!».

— «Напротив! У вас очень заметная фактура — рост, стройность, курчавые волосы, красивое лицо с яркими губами изящного разреза! А про глаза я и не говорю! Они сражают наповал!».

От таких слов Платон густо покраснел и провёл ладонью по лбу, стирая с него чуть выступившую испарину.

— «Ладно, попробую! Вдруг что-то получится?» — неожиданно для самого себя согласился он, вспомнив бабушкину поговорку «На миру и смерть красна!» и своё редкое участие в лихих и рискованных детских и подростковых авантюрах. Сразу в его сознании пронеслись неожиданно для него смелые прыжки с большой высоты и коллективный переход по тонкому льду через фабричный пруд.

— «А слова мы вам сейчас дадим и мелодию наиграем!» — успокоила его самая главная.

— «Но только я буду пробовать без зрителей!» — окончательно решился Кочет.

По согласованию с музыкантами он выбрал для себя и для них песни попроще: «Звёздную ночь» и «Море зовёт», и стал сначала про себя читать их тексты под заведённую пластинку. А когда почувствовал, что многое запомнил и за Татляном попадает в такт его исполнения, то согласился попробовать спеть её самостоятельно и под играющий студенческий оркестр.

К этому моменту зал покинули все лишние зрители, и Кочет несколько успокоился.

— Пусть это будет для меня что-то вроде экзамена, к которому я плохо подготовился! И я заранее буду готов получить «двойку»! — сам себя успокаивал Платон.

Он избавился от першения в горле и дал сигнал, что готов. Пропустив вступительный проигрыш, Кочет, как ему показалось, не своим голосом затянул:

— «Звёздная ночь легла на море тёмное. Звёзд огоньки волна качает сонная».

— Вроде не совсем плохо? — пронеслось в его сознании, придавая уверенность.

— «И от винта уносит прочь в звёздную ночь, в звёздную ночь!» — уже пропел он уверенней, набравшим силу, устоявшимся голосом.

— «Сейнер уснул, и море чуть колышется. В шорохе волн мне вновь твой голос слышится!» — зазвучал его голос уже совсем уверенно и достаточно громко.

— «Что-то шепнёт и вновь молчит в звёздной ночи, в звёздной ночи!» — громко вытянул Платон длинную ноту.

А резко и глубоко вздохнув, совсем уверенно продолжил:

— «Там в далёкой синей мгле ждёшь меня ты на земле, и летит к родной земле песня моя!» — уверенно и теперь вытягивал он, глядя в темноту зала и представляя, что поёт эту песню для Вари.

Так, периодически заглядывая в текст, Платон и допел песню до конца.

— «Отлично! Ну, ты даёшь!? А говорил, что петь не умеешь!?» — уже как к своему товарищу обратилась к Платону на «ты» их главная.

— «Чувствуется, что у тебя есть слух! Тембр приятный. Но голос надо ставить, над ним конечно надо поработать, в том числе над модуляциями. И над дыханием тоже! В общем, тренироваться, репетировать и ещё учиться петь! Прокричаться!» — сказал ему старший из музыкантов.