Юность

С десятого по двенадцатое место теперь с двенадцатью очками находились ЦСКА, «Крылья Советов» и кутаисское «Торпедо», сыгравшего на игру больше. С одиннадцатью очками далее шли «Арарат» и «Заря».

Следующую пару с дестью очками составили «Пахтакор» и «Зенит», сыгравший на игру меньше. За ними с интервалом в одно очко турнирную таблицу замыкали московский «Локомотив», «Черноморец» и «Кайрат», сыгравший на игру больше.

— «Сын! А я смотрю, ты всё продолжаешь страстно болеть и играть в футбол?! А как же институт?» — спросил Пётр Петрович сына, в очередной раз заполнявшего последними результатами футбольную турнирную таблицу.

— «Пап! Так одно другому не мешает!».

— «Мешает! И очень даже мешает! Смотри! Опять не заиграйся! А то будет, как в поговорке: У отца было три сына: двое умных, а третий — футболист!».

— «А где те двое? — шутливо спросил Платон.

Но увидев обидчивое недоумение на лице отца, тут же уточнил:

— «Да я пошутил! У тебя я во всех лицах — дважды умный и футболист!».

Но Платон был не только умным и разумным, но и очень работоспособным и, как ни могло это показаться странным его родителям, ещё и трудолюбивым. С окончанием июня у него завершился его спорный рабочий поединок с мастером.

— «Платон! А ты действительно хорошо поработал этот месяц, и мне доказал своё умение хорошо и качественно работать! Тебе по нарядам я закрыл аж сто восемьдесят девять рублей, несмотря на низкие расценки!? Но по закону, по твоему третьему разряду потолок оплаты установлен только в восемьдесят рублей! Поэтому остальные наряды я распределю на следующие месяцы! Ты оказался прав!» — виновато и удивлённо улыбаясь, завершил их спор в пользу Платона Владимир Фёдорович.

— «Хорошо! Так значит, я теперь могу полтора месяца на работе ничего не делать?!» — обрадовался и пошутил Кочет.

Но другим рабочим сейчас было не до шуток.

К Платону подошёл недовольный своим заработком в этом месяце молодой мужчина — токарь четвёртого разряда Алексей Легостаев и спросил, почему в этом месяце все заказы сначала шли Кочету, а уж потом, что оставалось — остальным молодым рабочим.

— «Так мы с Владимиром Фёдоровичем в июне проводили эксперимент! Кто-то из вас, наверно ты, высказал ему претензию, что я плохо работаю! А я ему объяснял, что я могу работать лучше, но у меня нет материальной заинтересованности! Вот мы на спор и решили проверить мои способности и возможности! И проверили! Я оказался прав! Так что в следующем месяце все мои потенциальные заказы будут ваши!» — объяснил Платон.

— «Ну, хорошо, что это так! А то ты со своим экспериментом нам очень поднасрал!».

— «Лёш! А ты не путай эксперимент с экскрементом!» — посоветовал завистнику Платон.

С этого момента все рабочие ещё больше стали уважать молодого и непреклонного Кочета.

Более того, у некоторых даже появилась ревность к нему.

Но появилась ревность и у Платона, когда он увидел, как разведённый тридцатипятилетний мастер фрезерного участка Геннадий Воробьёв любезничал с Таней Линёвой во время вызова её, как технолога по фрезерной обработке. Близорукий Кочет издалека поглядывал за их беседой, пытаясь понять реакцию Тани, стоящей к нему полубоком. Но ему издалека её лицо было плохо видно. Он даже схитрил, пройдя в инструментальную кладовую за пока ненужным ему новым резцом непосредственно через фрезерный участок. На обратном пути через него же он к своему удовлетворению увидел, что Таня не поддаётся на любезности Воробьёва, демонстративно и как никогда приветливо ответив на приветствие Платона.

И когда она ушла, Воробьёв вскоре прошёл мимо тумбочки Кочета, зло сверкая глазами и скалясь своими редкими вставными железными и золотыми зубами. Платон был просто на седьмом небе от счастья.