Юность

Его постепенно, но всё явственней охватывало надвигающееся необыкновенное ощущение себя начинающим молодым отцом. И он, ещё не насладившись детством, отрочеством и юностью, внутренне отчаянно сопротивлялся этому.

Словно его внутренний голос отчаянно кричал: «Не хочу!».

Но реальность была сильнее.

Наступал новый, 1965 год.

На этот раз его встречали вчетвером без бабушки, всё ещё задерживавшейся в деревне.

Как всегда стол, на этот раз заметно отличавшийся разнообразием блюд, в том числе из праздничных продуктовых заказов родителей, был сервирован лично Платоном.

Родители проводили старый год отцовской рябиновкой, а дети — давно любимым ими Ситро. А встретили новый год соответственно Советским шампанским и тем же Ситро.

Но главным их занятием в новогодний вечер был уже традиционный телевизионный «Голубой огонёк».

В первой части Платон выделил арию тореадора из оперы «Кармен» в исполнении Муслима Магомаева и финальную песню «За здоровье советских людей» в исполнении Тамары Синявской и Валентина Будилина.

Вскоре после пробития курантов, к Кочетам стали поступать телефонные звонки, на которые бегал отвечать в соседнюю комнату Платон. Первой позвонила сестра Эля, знавшая, что их общий отец опять встречает Новый год в Реутове, и они обменялись взаимными поздравлениями.

Улучшив момент он дозвонился и до Гавриловых, тепло поздравив всех и предав им поздравления от своих родителей.

Вторую часть «Голубого огонька» после паузы смотрели уже под чай с очень любимым Платоном большим маминым лимонным пирогом.

Пиком второй части «Голубого огонька» для Платона стали выступления Жана Татляна с государственным оркестром Армении под управлением Константина Орбеляна, опять исполнившего шуточную песню «Гитарово», и Муслима Магомаева с песней «Белла Бамбино».

— «До чего же эти кавказцы здорово поют! Очень зажигательно!» — поделилась с семьёй растроганная Алевтина Сергеевна.

— «Да! И мне очень нравится, как они поют! Особенно Татлян!» — согласился с матерью Платон.

— «Да уж ты, Платошка, сам никогда не пел, а рассуждаешь!? Что ты можешь в песнях и музыке понимать-то? Таклян, Таклян ему нравится!? Тоже мне знаток нашёлся!?» — вдруг заворчала Настя.

— «Насть! Ты чего это к брату прицепилась?! Да, он не поёт, потому, что стесняется! А знаешь, почему? Потому что у него очень тонкий слух, и он сразу слышит фальшь! Я давно это заметила! И он наверняка поёт про себя, молча!? Да, сынок?!» — вдруг всех удивила Алевтина Сергеевна.

— «В общем-то, да, так! Но насчёт слуха не знаю!?» — покраснев, согласился Платон.

— «Точно, точно! Я видел его наброски стихов для песни! А раз он их написал, значит, про себя пропел, и значит, слух есть!» — добавил перцу в поддержку сына и отец.

— «Платон! А ты попробуй петь! Как-нибудь будешь дома один и попробуй! Эх, жалко наша гитара сломалась! А то бы я тебя на гитаре научила играть!?» — продолжила тему мать.

— «Так ты же меня успела немного научить играть на ней!?» — удивился Платон.

— «Мам! Это ты меня не успела научить, а не Платона! — ревниво уточнила Настя — А наш пострел везде поспел!» — завершила она под дружный смех остальных членов семьи.

— «Так ты у нас вечно телишься, долго раскачиваешься, всё чего-то обдумываешь!? Ну, вся в отца!» — остудила всех мать, взглянув на старшего.

— «Ну, если у нас гитара опять когда-нибудь появится, то я попробую сыграть не ней, и может мне удастся доучиться?!» — согласился Платон.

Но родители дружно промолчали, так как семейным бюджетом это совсем не предусматривалось даже на отдалённое будущее.