Юность

В течение всех зимних школьных каникул Варя периодически звонила Платону с новостями об очередных ею сданных институтских экзаменах. Но более подробными разговорами Платон ей не докучал, дабы не отвлекать от подготовки.

На зимние каникулы генерал Гаврилов вместе с двумя младшими дочками отдыхал в пансионате Клязьма, а Варя под присмотром мамы сдавала зимнюю сессию.

Варе было очень важно сдать свою первую сессию как можно лучше, чтобы уходить в академический, то бишь декретный, отпуск со спокойствием и достоинством, уверенной в лёгком через год восстановлении на курс младше.

А в самом конце зимних школьных каникул в Реутово из деревни вернулась бабушка Нина. Она заранее дала телеграмму с указанием вагона и своего места, подчеркнув, что груз очень тяжёлый.

И опять она приехала в своём любимом, пахнущим овчиной, тулупе и перегруженная сумками с мешками. Но в это раз её на вокзале в самом вагоне встретили Пётр Петрович и Платон.

— «Привет, бабуля! — первым вошёл в её купе Платон — Мы с папой тебя вдвоём встречаем! Так что не бери свои сумки и мешки, а только покажи, которые!».

— «Ну, очень хорошо! Привет!» — ответила она и на приветствие бывшего зятя.

Платон с отцом с трудом вытащили сумками на перрон, и пошли на Комсомольскую площадь ловить такси. Уж очень им не хотелось таскаться с тяжёлой поклажей по метро и электричке, да ещё пешком в Реутове.

— «Сын! А ты, оказывается, силачом стал!? Вон, какие тяжёлые сумки таскаешь?!» — удивился Пётр Петрович силе сына.

— «Пап! Так это же твоя гантельная гимнастика даёт результат!» — удивился сын.

И Платон похвалился перед отцом своей силой, как он в шутливой борцовской схватке часто расправляется сразу с несколькими соперниками.

— «Сын, только чтобы у тебя не получилось, как говорится: молодец против овец, а против молодца — сам овца!» — озаботил его Пётр Петрович.

Уже дома Платон подошёл помочь бабушке снять тулуп, но та отстранилась, и как-то грубовато, чуть ли не приказала ему, показывая взглядом на большие сумки:

— «Давай, лучше растовоковай!».

А привезла бабушка очень много. Тут были и четыре больших куска подсоленного мяса, и трёхлитровая банка со сметаной, увесистая корзинка яиц, мешки сушёных белых грибов и сушёных яблок, две трёхлитровых банки мёда, по трёхлитровой банке солёных огурцов, квашеной капусты, мочёных яблок и терновника. Бабушка даже привезла, завёрнутый в фольгу большой кусок настоящего сливочного масла.

— «Мамань! А как ты в Навашино всё это погрузила?» — спросила удивлённая дочь.

— «Так меня Юрий провожал!».

— «А здесь будет килограмм за пятьдесят!?» — быстро прикинул Пётр Петрович.

— «Ну, ты, мамань и даёшь!? Солёные огурцы и тем более терновник могла бы и не привозить! Огурцов у нас своих полно, а терновник мы всё равно не едим! Но, вообще-то конечно тебе большущее спасибо от всех нас! Хорошо, что у нас большой холодильник, да и за окна мясо можно подвесить!» — поставила точку в восхищениях Алевтина Сергеевна.

— «О! Пап! Теперь синичек будем кормить, как в Москве!» — неудачно пошутил Платон, вызвав ревниво кривую усмешку бабушки.

И только тут все окончательно заметили, что у бабушки заметно распухла верхняя губа.

— «Мамань! Что с губой?» — взволнованно спросила дочь.

— «Да какая-то зараза укусила и не проходит!».

— «Завтра с утра сразу иди в поликлинику!» — распорядилась Алевтина Сергеевна.

А когда та вернулась, то вечером дочь узнала, что её матери прописали мазать опухоль пастой Лассара.

Платон заметил, что с первых дней своего пребывания в Реутове бабушка серьёзно занялась своим здоровьем, и в домашние дела пока особо не вникала, тем более никакой инициативы не проявляла.

И, если она что и делала, то делала это чисто формально — лишь бы от неё отстали.

В один из таких моментов, увидев, что Настя недовольна едой, бабушка спросила внучку:

— «А ты что брилы надула?! Что тебе опять не так?!».

В другой раз под её немотивированную грубость попал уже Платон.