Юность

— Карл Уве, ты работаешь учителем совсем недолго, — сказал он. — И даже самые опытные то и дело ошибаются. Но в следующий раз, если не сможешь справиться с ситуацией самостоятельно, зови меня. Или приведи ученика ко мне.

In your dreams[52].

— Если такое вновь произойдет, я подумаю, — пообещал я.

— Произойдет обязательно, — сказал он. — А теперь надо разобраться с тем, что случилось. Позвони матери Кая Руала и объясни, почему ты его выгнал.

— А нельзя просто завтра передать с ним записку? — спросил я.

— Она звонила и очень переживала. Поэтому, думаю, лучше с ней поговорить.

— Ладно, — согласился я, — поговорю.

Он показал на серый телефон на столе.

— Можешь позвонить отсюда, — сказал он.

— Скоро начнется урок. Позвоню на следующей перемене.

— Давай я за тебя урок начну. У тебя сейчас кто?

— Пятый, шестой и седьмой.

Ричард кивнул, поднялся и встал рядом со столом.

Он что, собирается стоять рядом и слушать наш разговор?

Откуда вдруг эти диктаторские замашки?

Я открыл телефонную книгу, нашел номер и посмотрел на Ричарда, но тот и бровью не повел.

Вот сукин сын.

Я набрал номер.

— Алло? — раздался в трубке женский голос.

— Алло, добрый день. Это Карл Уве Кнаусгор, классный руководитель Кая Руала.

— А-а, здравствуйте, — сказала она.

— У нас с Каем Руалом сегодня возник конфликт. Он отказался выполнять мою просьбу и обозвал меня… прямо в лицо меня обозвал. Поэтому я отправил его домой.

— И правильно сделали, — сказала она, — Кай Руал иногда совсем неуправляемый.

— Да, бывает, — согласился я, — но он хороший мальчик. Это все не очень серьезно и никаких последствий для него иметь не будет. Но он должен извлечь урок. Завтра пускай приходит как обычно. Договорились?

— Да. Спасибо, что позвонили.

— Вам спасибо. До свиданья.

— До свиданья, ага.

Едва я положил трубку, как прозвенел звонок. Ричард кивнул мне, я молча вышел из его кабинета и пошел в класс, где у меня начиналась математика с пятым, шестым и седьмым классами. С математикой у меня обстояло хуже всего, сказать по этому предмету мне было нечего, заинтересовать учеников я не мог, в итоге они просто делали упражнения из задачника и некоторые примеры иногда решали на доске. Ученики это знали и, возможно, поэтому в начале урока особенно старались тянуть время и отвлекали меня.

— А кому вы звонили? — спросила Вивиан, когда они расселись за парты.

— Откуда ты знаешь, что я кому-то звонил? — спросил я.

— В окно видели, — ответила за нее Андреа. — Вы из директорского кабинета звонили.

— Вы домой Каю Руалу звонили? — спросила Хильдегюнн.

— Он сегодня вернется? — спросила Вивиан.

— Кому я звоню, вас совершенно не касается, — сказал я. — А если вы не уйметесь, я позвоню вашим родителям.

— Так они на работе! — сказала Вивиан.

— Вивиан! — строго проговорил я.

— Что?

— Уймись. Все, начинаем! Тебя тоже касается, Йорн.

Сидя за партой, Андреа вытянула ноги и потерла одну о другую. Она водила карандашом по строчкам в книге, вчитываясь в пример. Ливе обернулась — она всегда так делала, когда не знала решения, но не хотела этого показывать. Я глядел, как Йорн, высунув от усердия кончик языка, быстро записывал расчеты. Ливе посмотрела на меня и подняла руку.

Я склонился над ее партой.

— Не получается, — сказала она, — вот этот пример.

Она ткнула карандашом в пример. Глаза за стеклами очков бегали. Я объяснил, она вздохнула и, как обычно, демонстративно хныкнула, чтобы подружки не восприняли ее несообразительность всерьез.

— Понятно? — спросил я.

— Да, — она кивнула и махнула рукой, чтобы я отошел.

— Учитель, — хихикнула Вивиан. — Учитель, у меня не получается!

Я склонился перед ней и словно в пустоту заглянул. Лицо ее было безразличным и пустым, и глаза тоже были безразличными и пустыми. Ее податливость казалась почти неприятной.

— И что тут непонятного? — спросил я. — Ты же уже пятнадцать штук таких решила!

Она пожала плечами.

— Давай, попробуй еще разок, — сказал я. — Посмотри на остальные примеры. Если опять будет трудно, я тебе помогу. Ладно?

— Хорошо, учитель, — хихикнув, она торопливо огляделась.

Я выпрямился и поймал на себе взгляд Андреа.

Взгляд был страдальческий, и внутри у меня потеплело.

— У тебя все хорошо? — спросил я.

— Не совсем, — ответила она. — Мне, кажется, нужна помощь.

Когда я остановился возле ее парты, сердце застучало сильнее. Глупость несусветная, но мысль, что она в меня влюблена, мешала мне вести себя как обычно.

Я склонился над партой, и Андреа как будто сжалась. Даже дышать стала иначе. Она не отрываясь смотрела в книгу. Вдыхая запах ее шампуня и старательно избегая любых прикосновений, я уперся пальцем в первое написанное ею число. Андреа убрала со лба волосы и поставила локоть на парту. Любое наше действие словно приобрело особый смысл, становилось видимо в малейших подробностях и принадлежало уже не естественному и неумышленному, но неестественному и умышленному.

— Вот тут у тебя ошибка, — сказал я, — видишь?

Она покраснела, тихо сказала «да» и показала на следующий пример. Я спросил, понятно ли, она опять повторила «да», тихо и мягко, а дыхание, да, ее дыхание дрожало.