Юность

Длинноволосая круглолицая девочка в очках улыбнулась:

— Это я.

Потом дошла очередь до шестиклассников и пятиклассницы.

Я отложил список и присел на стол.

— Я буду учить вас норвежскому, математике, основам христианства и естественным наукам. Вы хорошо учитесь?

— Не особо, — ответила рыжая девочка в очках, — учителя у нас меняются каждый год, все они приезжают с юга, и никакого образования у них нет.

Я улыбнулся. А она нет.

— А какие вы любите предметы?

Они переглянулись. Отвечать, судя по всему, никто не рвался.

— Вот ты, Кай Руал?

Мальчик заерзал. На щеках у него проступил бледный румянец.

— Не знаю, — ответил он, — наверное, труд. Или физкультура. Но точно не норвежский!

— А тебе? — я кивнул девочке из магазина и сверился со списком: — Андреа?

Она положила под партой ногу на ногу и, склонившись вперед, что-то рисовала.

— У меня нету любимых предметов, — сказала она.

— Тебе все предметы не нравятся или наоборот — все нравятся? — не отставал я.

Она подняла голову. Глаза у нее ожили.

— Не нравятся! — заявила она.

— А все остальные — вы тоже так считаете? — спросил я.

— Да! — подтвердили они.

— Ну ладно, — сказал я, — просто дело в том, что нам с вами все равно надо провести эти уроки, независимо от того, нравится вам это или нет. Поэтому давайте проведем это время с пользой. Согласны?

Никто не ответил.

— Я про вас ничего не знаю, поэтому решил первые уроки посвятить знакомству, а потом уже решим, что будем делать.

Я встал, отхлебнул кофе и вытер тыльной стороной ладони рот. Из-за стены послышалось пение. Голос высокий и чистый. Наверное, Хеге. А затем к ней присоединились слабенькие детские голоса.

Это были первоклассники!

— Для начала я бы хотел дать вам задание, — продолжал я. — Напишите мне что-то вроде резюме на одну страничку. Расскажите о себе.

— О нет, только не писать! — вырвалось у Кая Руала.

— А что такое резюме? — спросила Вивиан.

Я взглянул на нее. Подбородок у нее почти не закруглялся, поэтому лицо казалось квадратным, но при этом не грубым — было в ней нечто мягкое, щенячье. Когда она улыбалась, голубые глаза почти исчезали, а улыбается она, как я понял, часто.

— Это значит, что надо написать о себе, — ответил я. — Представь себе, что ты рассказываешь о себе кому-то, кто тебя не знает. О чем ты первым делом напишешь?

Она села по-другому, неуклюже сплетя ноги.

— Наверное, что мне тринадцать лет? Я живу в Хофьорде и учусь в седьмом классе?

— Очень хорошо, — похвалил я. — А еще, наверное, про то, что ты девочка?

Она хихикнула.

— Да, это тоже полезно знать, — согласилась она.

— Ну ладно, — сказал я, — напишите страничку о себе. Или, если хотите, больше.

— Вы это вслух будете читать? — поинтересовалась Хильдегюнн.

— Нет, — ответил я.

— А на чем нам писать? — спросил Кай Руальд.

Я стукнул себя по лбу.

— Ну конечно! Я же вам тетрадки не раздал!

Они тихонько засмеялись — они ведь дети, им от такого весело. Я бросился в учительскую, принес стопку тетрадей и раздал их — и вскоре все уже сидели и дружно выводили буквы, а я стоял у окна и смотрел на горные вершины на противоположном берегу фьорда, там, где они словно вкручивались в небо, холодные и черные, в светлую и легкую его ткань.

Когда прозвенел звонок и я собрал тетради, в теле пузырилось почти ликующее чувство. Все прошло хорошо, зря я боялся. После двенадцати лет учебы момент, когда открываешь дверь и входишь в учительскую, доставлял особенную радость: я пересек черту, я перешел на другую сторону, стал взрослым, и теперь я отвечаю за собственный класс.

Я положил вещи на стол, налил кофе и, усевшись на диван, посмотрел на остальных учителей. Я попал за кулисы, — подумал было я, но мысль эта, сперва приятная, в следующую секунду вывернулась наизнанку: что за херня, разве к этому я стремился, да я же учитель — унылее участи не придумаешь. Закулисье — это музыканты, телки, бухло, турне, слава. С другой стороны, я же здесь не насовсем. Это лишь ступенька.

Я сделал глоток и взглянул на дверь, которая в ту же секунду отворилась. Это пришел Нильс Эрик.

— Ну как прошло? — спросил он.

— Хорошо прошло, — ответил я, — зря я вообще боялся.

Из-за спины у него вынырнула Хеге.

— Какие они славные, — проговорила она. — Такие чудесные малыши!

— Карл Уве? — окликнули меня из кухонного закутка.

Я заглянул и увидел Стуре с чашкой кофе.

— Ты же в футбол играешь, верно?

— А то, — ответил я, — но не особо хорошо. Я два сезона назад играл в пятой лиге.

— У нас тут есть команда своя, — сказал он, — я их тренер. Мы в седьмой лиге, поэтому ты легко справишься. Хочешь с нами играть?

— Конечно.

— Тур Эйнар тоже с нами. Да, Тур Эйнар? — Он заглянул в комнатку с письменными столами.

— Ты опять про меня гадости говоришь? — послышалось оттуда, а спустя секунду Тур Эйнар заглянул к нам.

— Тур Эйнар в юности играл в четвертой лиге, — сказал Стуре, — но других талантов у него, к сожалению, нет.

— Зато я, по крайней мере, не облысел, — Тур Эйнар вошел в кухню, — поэтому мне не приходится для поддержания мужественного образа отращивать бороду. В отличие от некоторых.