Юность

Прозвенел звонок, и я, совершенно измотанный, вышел из класса. Столько всего пришлось отразить, столько понять, столько игнорировать, столько подавить. Эта Камилла зевала и потягивалась, глядя мне прямо в лицо. Она была в футболке, и под белой тканью отчетливо вырисовывалась грудь, большая и округлая. Член у меня затвердел, с этим я ничего не мог поделать, как ни пытался думать о чем-нибудь еще. Как же я был рад, что сижу за учительским столом! Эта Лив была мало того что красива, но еще и полна очарования, застенчива и в то же время откровенна, помимо того, что в ней ощущалось что-то дикое — таящееся, видимо, прежде всего в густых темно-русых волосах и множестве позвякивающих браслетов, а еще в контрасте между сдержанностью жестов и блеском глаз, отчего забыть о ее присутствии было решительно невозможно. А еще был Стиан — он вертел в руках перочинный ножик, дерзил при каждой удобной возможности и не желал выполнять задания, а его приятель, Ивар, смеялся над каждым его словом, гулким, слегка дурацким смехом, одновременно поглядывая вокруг. Но смотрел он открыто, в том числе и на меня, его я вполне мог завоевать, пару раз он даже смеялся над тем, что я сказал.

В учительской я рухнул на диван. Девушка по имени Вибеке остановилась рядом и улыбнулась. У нее, девятнадцатилетней, крупной и ширококостной, было круглое лицо, веселые голубые глаза и светлые волосы с перманентной завивкой.

— Как дела? — спросила она?

— Хорошо, — ответил я. — А у тебя?

— Тоже неплохо, — сказала она, — но я, наверное, тут все лучше знаю, чем ты. Я раньше в этой школе сама училась.

С ответом я не нашелся, и Вибеке, опять улыбнувшись, направилась к письменным столам. Рядом со мной сидела Яне, тоже из местных и тоже рослая, чуть за двадцать, с руками вдвое толще моих. Нос у нее был длинный и прямой, почти римский, щеки плоские, губы тонкие, часто с брезгливо опущенными уголками, словно она ни за что на свете не прикоснется ни к чему из того, что видит. Смотрела она недовольно, да и всем видом будто излучала неприязнь. Но я несколько раз замечал, как она смеется, как оживает и меняется, целиком и полностью, и не может остановиться; и смотреть, как она пытается унять смех и снова овладеть собой, было чистое наслаждение.

Помимо молодых, здесь была учительница постарше, Эва, женщина хорошо за сорок, а на вид и того больше, преподавательница рукоделия и домоводства, маленькая, худощавая, с острым лицом, жидкими светлыми волосами и резким голосом; она сидела по другую сторону стола, положив на колени вязанье. Ко мне она относилась с недоверием, это я понял по тому, как она смотрела или не смотрела на меня. Впрочем, она права — что я тут вообще делаю? Чего хочу от этой работы?

Когда после урока английского я вошел в учительскую, Эва подняла на меня глаза, и я подумал, что она понимает, какие меня переполняют чувства.

Это было немыслимо, но мне все равно так показалось.

На большой перемене я дошел до расположенной на другом конце деревни почты. На солнце горные склоны были ярко-зелеными. Море — темно-синим. Что-то в освещении и, возможно, холодок в воздухе, точно притаившийся под теплом и свойственный августу, пробуждали воспоминания обо всех тех годах, когда я сам возвращался после каникул в школу; то волнение, то предвкушение — возможно, в этом году случится что-нибудь потрясающее?

На поросшем травой склоне за последним рядом домов зелень уже разбавляли вкрапления желтого. Естественно, осень приходит сюда раньше. Мимо проехала машина, и я кивнул. Сидящая за рулем женщина — наверняка, мать кого-нибудь из детей — кивнула в ответ, а я свернул на тропинку к почте, которая занимала первый этаж обычного дома. В коридоре стояли ящики, дальше виднелась стойка, почтовые плакаты на стенах, подставки с открытками и конвертами.

За стойкой стояла женщина лет пятидесяти. Химическая завивка, рыжеватые, жидковатые волосы, очки, на шее — тонкая золотая цепочка. Возле столика у окна стоял старик с ходунками. Ребром монеты он соскребал с лотерейного билета защитный слой.

— Здравствуйте, — поздоровался я с продавщицей и положил конверты на стойку. — Мне нужно вот эти письма отправить.

— Давайте отправим, — сказала она. — Кстати, вам уже письмо пришло.

— Правда? — удивился я. — Неплохо!

Пока она взвешивала письма и доставала марки, я открыл ящик. Письмо было от Лины.

Я вернулся к стойке, расплатился, распечатал письмо и, шагая вверх по тропинке, принялся читать.