Юность

— Ты не хочешь, понимаю, — не уступал я, — но я серьезно. Веришь? Я, кроме тебя, ни о ком больше не думаю. И, кроме тебя, мне никто не нужен. Мне что же, притворяться, будто этого нет?

— Но у меня же есть парень. Ты прекрасно это знаешь!

— Да, — я кивнул.

Я прекрасно это знал. Она гуляла со мной только потому, что ей это льстило, и потому, что я был не похож на всех остальных ее знакомых. Надежда на то, что однажды мы с ней будем вместе, испарилась, но даже несмотря на это я не сдавался, я ни за что не сдался бы. Поэтому возвращаясь из Дании, стоя на палубе парома и щурясь на низкое вечернее солнце, глядя на синее море со всех сторон, я думал о Ханне, а не о Лисбет.

По прибытии в Кристиансанн домой я не собирался — наш класс устраивал вечеринку на даче в шхерах, и Ханна туда тоже вроде бы хотела прийти. Тем летом я написал ей несколько писем, два — из Сёрбёвога. Там я в полном одиночестве гулял с плеером вдоль реки и думал о ней. Там я просыпался по ночам и выходил на улицу, под мерцающее звездное небо, поднимался к водопаду, карабкался вдоль него наверх — лишь для того, чтобы сидеть там вверху и думать о ней.

В ответ я получил от нее одну открытку.

Но после того случая с Лисбет моя уверенность окрепла и не таяла ни от зрелища бескрайнего моря, ни от той огромной, жившей во мне тяги, настолько сильной, что она выгоняла меня по ночам на улицу и заставляла плакать от красоты этого мира, — тяги, которую я не в силах был ни использовать, ни истребить.

— Здоро́во, Лось, — сказал у меня за спиной Йогге. — Последнее пиво осталось — хочешь?

Я кивнул, он протянул мне банку «Туборга» и уселся рядом.

Я открыл банку, и на блестящей крышке собралась пена. Я всосал пену, запрокинул голову и сделал порядочный глоток.

— Пить четыре дня подряд — с этим ничто не сравнится! — сказал я.

Он засмеялся, как всегда, странновато, словно на вдохе, этот смех так и тянуло передразнивать, чем многие и занимались.

— А ничего телочка, эта твоя Лисбет, — сказал он, — как ты ее склеил вообще?

— Склеил? Я в жизни никого не клеил, — удивился я, — ты не по адресу.

— Вы неделю тискались. Она к тебе в комнату приходила. Если это не называется склеить, то уж тогда не знаю.

— Но это же не я! Она сама! Это она ко мне первая подошла! И положила руку мне на грудь. Вот так, — я уперся ладонью ему в грудь.

— Эй, ну-ка прекрати! — заорал он.

Мы рассмеялись.

— Ну, не знаю. — Он посмотрел на меня: — Как по-твоему, у меня когда-нибудь девушка будет? Только честно?

— Когда-нибудь? Честно?

— Кончай стебаться. Ты думаешь, кто-то на меня вообще позарится?

Йогге был единственным из моих знакомых, кто способен был всерьез задаваться такими вопросами. Он умел быть искренним. Он был добрым, словно ангел. Но красивым его мало кто назвал бы. Или элегантным. Крепкий — это было ближе к истине. Солидный. На сто процентов надежный. Умный. Хороший человек. С чувством юмора. Но не фотомодель.

— Кто-то наверняка позарится, — ответил я, — ты просто метишь высоко. В этом твоя проблема. Тебе нужна… кто уж там?

— Синди Кроуфорд, — подсказал он.

— Сам тоже кончай стебаться, — сказал я. — Я серьезно. Ты о ком говоришь-то обычно?

— О Кристин. Ингер. Мерете. Венке. Тересе.

Я всплеснул руками:

— Самые красотки! Там тебе не обломится! Давно пора уяснить!

— Но если мне они и нужны. — Он наградил меня самой широкой своей улыбкой.

— Вот и со мной та же фигня, — признался я.

— Правда? — он посмотрел на меня. — Я думал, тебе только Ханна нужна.

— Это другое, — сказал я.

— И что же?

— Любовь.

— О господи, — вздохнул он, — пойду, наверное, к остальным.

— Я с тобой, — сказал я.

Остальные сидели в кафе — играли в карты. Путешествие подходило к концу, поэтому все переключились на колу. Я присел к ним. Там были Харалд со своим подпевалой Эксе, Хельге и Тур Эрлинг. Им я не нравился, и общались они со мной только в таких ситуациях, как сейчас. Тогда они меня терпели, но не больше. Они в любой момент готовы были отпустить какую-нибудь колкую шуточку. Но мне было все равно. Класть я на них хотел.

С Йогге все было иначе. Мы два года учились с ним в одном классе, спорили о политике так, что искры летели, он поддерживал Партию прогресса, а я был сторонником Социалистической партии Венстре. Как ни странно, Йогге любил хорошую музыку — среди нашей деревенщины у него единственного из всех моих знакомых наблюдался намек на хороший вкус. Отца он потерял в раннем детстве и, оставшись с мамой и младшим братишкой, всегда был крайне ответственным. Иногда его пытались задирать, он казался легкой добычей, однако Йогге в ответ лишь смеялся, и обидчики отступали. В компании, где мы сейчас сидели, над ним по-доброму подшучивали или передразнивали его смех, а он умолкал или тоже посмеивался вместе со всеми.