Юность Бабы-Яги

Виолетта в тот момент ни с того ни с сего подумала вдруг о маме и почти всплакнула от того, что ни она, ни мама никогда не могли себе такого позволить. Потом решила: Ах так! Ну тогда ладно! И она, еще раз глянув в меню и, ориентируясь только по цифрам, заказала себе самое дорогое блюдо и самое дорогое вино. «Если я сейчас и продаюсь, – подумала она с неожиданной злостью на ни в чем не повинного Марио, – то пусть это будет недешево». С чего бы это вдруг разозлилась она, ведь поход в ресторан был только частью плана, фрагментом обольщения, не более, однако бедное детство, мать, а также Родина-мать, с которой пришлось слинять, словом, внезапные ассоциации, – потребовали почему-то именно в этот момент немедленного реванша. Злые слезы застыли в глазах Виолетты, когда она заказывала блюдо стоимостью в ее недельную зарплату в баре, но Марио, похоже, ее выбор только обрадовал. Напугать Марио ценой было то же самое, что по русской пословице – испугать ежа голым задом. И когда Виолетте принесли заказ, оформленный ко всему прочему, как некий цветник из овощей вокруг чего-то бесформенного, маслянистого и рыхлого, когда увидел на лице Виолетты плохо скрытый испуг, когда понял, что она сама и представления не имела о том, что заказала, – он развеселился еще больше.

– Кес ке се? – спросила Вета, брезгливо тыкая вилкой в пористую с кровавыми вкраплениями массу.

Марио радостно объяснил, что это свежее сырое мясо только что убитого теленка, измельченное в особый нежнейший фарш и приправленное перцем и другими, более изысканными специями, придающими блюду неповторимый вкус и аромат. Вете уже поздно было делать вид, что ей такие изысканные блюда есть не впервой. Сырое мясо действительно было в первый, но, как она тут же решила про себя – и в последний раз. Попросить Марио заменить блюдо она почему-то постеснялась, но не есть вообще, когда все последнее время ради экономии только и питалась осточертевшим «сотэ», – было решительно невозможно. Хуже всего было то, что хлеб не подали, видно не полагалось к этой гадости, и она начала потихоньку, по маленькому кусочку проглатывать это буржуйское пищевое извращение, стараясь не думать о недавно убитом теленке и не забывая ощипывать все-таки более-менее знакомый цветник из овощей, безжалостно нарушая при этом чудесную гамму цветов и общий дизайн поглощаемого продукта. Конечно, она с радостью обменяла бы сейчас это яство на порцию пельменей или сосисок, но кто ж ей даст! И надо было к тому же сохранять лицо.

И Вета улыбалась, давилась сырым мясом вперемешку со слезами, но ела. «Покушать пришла, дура», – корила она себя за недальновидный выбор, продиктованный к тому же неуместной злостью и столь же неуместным, объявившимся вдруг, как нежданный гость, – чувством собственного достоинства. Тем не менее, Вета мужественно доела дорогое блюдо и нашла в себе силы еще раз улыбнуться Марио своей неповторимой улыбкой, от которой его всякий раз пробирала сладкая дрожь. Прелестное лицо и нежная улыбка, тонкая рука с длинными пальчиками, вытирающая салфеткой восхитительны ротик, который только что поглощал сырое мясо, пусть даже против своей воли, а только чтоб не выбрасывать – никак не указывали ослепленному страстью Марио на черты природной хищницы и никоим образом не предостерегали его от возможности самому быть когда-нибудь съеденным. От сырого мяса совсем недалеко до людоедства, но если людоедка очаровательна, то ты как-то не замечаешь, что тебя едят, верно? Марио был почти счастлив тем вечером. Он был уверен, что скромная Вета съела неизвестное блюдо только ради него, чтобы только его не огорчать. Словом, вечер удался и можно было теперь двигаться дальше по этой тигриной тропе, которая казалась Марио такой живописной и красивой.

Саша

Тот судьбоносный сон Саша принял, и принял правильно, как сигнал, посланный в неисправный, но все-таки – худо-бедно работающий приемник. Однако сделанные выводы из этого сна – это всего лишь разумная теория, а на практике плохо работающий приемник продолжал ломаться. После выхода из больницы, вместе с уколом препарата «торпедо», который по идее должен был его оградить от пьянства на полгода, Саша честно не пил ничего месяца три. Ему стала даже нравиться трезвая жизнь, ее свежие краски и независимое от алкоголя существование.

Каким-то образом в среде шоу-бизнеса стало известно, что талантливый Шурец в завязке, и талант его можно снова использовать. Использовать для того, чтобы петь с эстрады не совсем уж идиотские песни, а хотя бы с тенью лиризма и легкой патиной художественности, с мягким намеком на литературу, на поэзию, но лишь с намеком, ибо литература (или конкретнее – поэзия) в шоу-бизнесе – все равно, что презентация новой линии духов «Шанель» в мужском общественном туалете на Курском вокзале. Даже продюсер Гаткин простил Саше последний запой и дал ему возможность закончить корейский проект еще в больнице.