Юность Бабы-Яги

Итак, трезвого Сашу снова стали привлекать к работе, точнее – к разным работам, их ассортимент был довольно широк. Искушения подстерегали тут на каждом шагу. Искушения уже не в виде предлагаемой выпивки – нет, искушения куда более мощные, идеологические, так сказать… От них отказаться трудно, деньги немалые, но отказываться нужно, чтобы тот самый приемник, получивший недвусмысленный сигнал в больнице, – окончательно не сломался. Талант служит либо бесу, либо Богу и третьего не дано. Так вот, бесовщина в лице одного такого искусителя вновь поломала Сашины чистые намерения начать новую жизнь.

Искуситель был, как водится, беспардонно циничным предпринимателем, который предпринимал буквально все, сулившее ему хоть какую-нибудь выгоду. Кем только не был этот предприниматель! Вплоть до культурного атташе русского посольства в одной из небратских стран бывшего СССР. Каким образом ему все это удавалось – было непостижимо! Но, похоже, главной сферой его деятельности было посредничество. Это означает, что он сводил нужных людей с нужными людьми, нужными друг другу, за определенный процент с обеих сторон. Связи его были огромны.

Саши это коснулось следующим образом: предприниматель находился, допустим, на какой-нибудь вечеринке у очередного нужного человека, скажем, на дне рождения его жены. Ему нужно было произнести тост в ее честь, а от него всегда ждали чего-то особенного, он слыл во всех компаниях за остроумнейшего и приятного во всех отношениях – ну совсем, как Чичиков, – человека. Такой репутацией он во многом был обязан нашему Шурцу, который писал для него стихотворные тосты по заказу. Саша и прежде писал по заказу для разных фирм и банков, поздравляющих друг друга, но вот, чтобы быть личным стихотворным спичмейкером у одного конкретного деляги, – такого не было еще никогда. Ну, придворный поэт при короле или составитель речей для президента – это еще можно понять. Но штатный поэт при обычном, пусть даже и весьма влиятельном, но все равно – лавочнике, торгующем всем, что только можно продать, – для классного поэта, которым Саша некогда был – это, согласитесь, падение. Но Саша все-таки пал, купившись на хорошие деньги. Деньги для беса – излюбленный и проверенный многократно способ искушения.

Предприниматель и сам был своего рода бесом, полномочным представителем главного беса – своего босса («босс» и «бес» – не правда ли, удачное словосочетание?), управляющего бесовскими делами в Российской Федерации. Для удобства и краткости мы будем теперь его так и называть. Он и подбил Шурца на поденную поэтическую деятельность, на профессиональное рифмоплетство для своих нужд, щедро окрашенных его непомерным тщеславием.

Происходило все примерно так: «бес» сидел некоторое время за праздничным столом, затем, извинившись, допустим, за недолгую отлучку в санузел, выходил из комнаты в соседнюю, или на веранду, или в сад со своим мобильником. Откуда веранда и сад? Да оттуда! Ибо все, как правило, происходило в загородных домах вдоль Рублевского шоссе, «нужные» люди берегут свое здоровье именно там. Так вот, выходил он в санузел или на веранду, звонил Саше и загружал его информацией о хозяйке: как зовут, сколько лет живут вместе с нужным человеком, сколько детей, как зовут их, как зовут собак, какой они породы, некоторые элементы биографии хозяйки и хозяина дома – все шло в ход. Всю эту галиматью Саше нужно было срифмовать, и обязательно с юмором, за тридцать минут. После чего Саша перезванивал «бесу», тот, опять извинившись, покидал комнату, доставал свой блокнот и записывал все уже сочиненное, что ему надиктовывал Саша, затем возвращался к праздничному столу и гостям, выжидал еще минут 10 и, наконец, постучав вилкой по хрустальному бокалу и призывая таким образом к вниманию, он доставал свой блокнот и произносил стихотворный спич в честь хозяйки дома.

Восторг присутствующих был обеспечен и стабилен на всех такого рода праздниках, включая день рождения любимой собаки какого-нибудь очередного нужного человека. Все гости начинали понимать, что извинения и отлучки «беса» были оправданы: его не тривиальный понос одолел, а вдохновение; он выходил, оказывается, только для того, чтобы записать рвущиеся из сердца строки, а потом щедро одарить ими всех присутствующих. Еще не было случая, чтобы финал его якобы вдохновенной импровизации не сопровождался аплодисментами и возгласами какого-нибудь новичка из гостей, что «бес» зарывает в землю такой мощнейший талант, что ему нужно писать и писать, и уж обязательно печататься, чтобы его дар стал достоянием многих, а не только горстки участников застолья. «Бес», скромно потупясь, отвечал, что на стихи нынче не проживешь, денег они никаких не приносят, он пишет только для того, чтобы сделать приятное милым сердцу людям. Неповторимая скромность и обаяние произносимого аргумента, говорящие о полном отсутствии тщеславия у автора, еще более располагали к нему нужных людей.