Юность Барона. [3 книги]

— Прекрасно! Вот только "всё" мне кое-кто из твоих дружков уже нашептал. Так что меня сейчас лишь отдельные детали интересуют. Если совпадут детальки, тогда один разговор будет. Но коли нестыковочки сыщутся, в показаниях, не взыщи — и тебя, и всю кодлу твою пацанскую придется в распыл пустить. Осознал ответственность момента?

— Осознал.

— Откуда диверсант этот нарисовался?

— Не знаю. Он как-то сам на Шпалера вышел. А вечером они уже вдвоем к нам в подвал заявились. Вдатые.

— Диверсант этот — немец?

— Русский. По ходу, местный, ленинградец. Уж больно хорошо город знает.

— И чего он от вас хотел?

— Чтобы мы "цепочки зеленые" запустили, — нехотя признался Гейка. — Там, где он скажет.

— Взамен что посулил?

— Деньги и карточки хлебные.

— Так-так… А вы что?

— Мы как бы согласились. Попросили задаток. Ну, он и сунул нам по пачке на брата. Мы их тока-тока по карманам рассували, а Шпалер вдруг как завопит: "Мочи` падлу!" И метнулся на него с финкой. Прямо в грудину засадил. Но тот, гад, все равно умудрился вальтера достать и Шпалере аккурат в глаз шмальнул. Наповал. А потом мы с пацанами этого урода палками добили. И — дёру.

— То бишь поступили как сознательные ленинградцы? На происки врага не поддались? Что ж, похвально. А в безмозглые головы ваши не пришла такая простая мысль, что карточки эти, дармовые, фальшивыми оказаться могут?

— Шпалер сам лично проверил. Сказал, вроде всё путём.

— Вроде — у бабки в огороде! А теперь вот с этим самым "путём" на кармане позавчера Сеню Мерзавчика энкавэдэшники взяли. И чем теперь это все обернется — одному богу известно.

— Сеня не вломит.

— Хочется верить, что он не до конца идиот и станет молчать за диверсанта. Иначе при таком раскладе ему однозначно стенка… М-да… С какими же дилетантами приходится иметь дело… Ладно, если грамотно провернете тему с картиной, — считай, будет твоей ватаге полнейшая индульгенция.

— Чего будет?

— Не анализируй. А как сработаете — с меня ящик тушенки.

— Еще бы спиртяги? Братве для сугрева?

— Там видно будет… Всё, свободен…

* * *

— …Барон! Ты чего?

— А? Что?!

— Ты куда-то того… в астрал ушел?

— Я? Да нет, все нормально.

— Просто мне показалось…

— Показалось, что казалось… — Барон тряхнул головой, сбрасывая морок бередящих душу воспоминаний. — Все нормально, Жора. И я — да, могу расширить твой кругозор. В ту блокадную зиму картину Айвазовского парням заказал человек по фамилии Марцевич.

— Ха! — клацнул вставными челюстями завсекцией. — Как же, как же, мог бы и сам догадаться… Да, Анатолий Яковлевич в блокаду поднялся — будьте-нате! Ну да не зря говорят, что и на старуху бывает проруха.

— А что такое?

— После войны, если не ошибаюсь году в 54-м, его самого обнесли, — поведал Георгий Маркович не без злорадства. — Ох, и хорошо взяли! Разве что обои шелковые поленились со стен содрать.

— Иди ты? Вот ведь как.

— Увы, бедняга не пережил подобной подлянки со стороны судьбы-индейки и пару месяцев спустя скончался от обширнейшего инфаркта.

— Мир праху его… Ну да вернемся к нашим баранам: на твой взгляд, конкретно эта картина представляет художественную ценность?

— Ну, это как посмотреть… Если ты полистаешь сей каталог, то обнаружишь, что Айвазовским были созданы десятка полтора вариаций с Неаполитанским заливом: "Залив ранним утром", "Залив туманным утром", "Залив ночью", "Залив лунной ночью" и так далее. Но при всем при том Иван Константинович продолжает оставаться Айвазовским. А значит, любое его полотно представляет как художественную, так и выраженную в денежных знаках ценность… Можно начистоту, Барон?

— Жора, ты меня обижаешь! Мы ведь с тобой не первый год замужем?

— Прости… Я догадываюсь, что твой интерес к этой картине — он, мягко говоря, не случаен. А потому спешу расставить точки над "ё": лично я не стану — ни покупать ее сам, ни заниматься поиском покупателей. Книги с… хм… трудной судьбой — это одно. Их и почитать, и полистать можно. После чего поглубже во второй ряд поставить. Но палёного каталожного Айвазовского, да еще тройной мокрухой обремененного, стрёмно на стену вешать. Всегда могут сыскаться люди, которые тоже… книги читают. Увидят — выводы нехорошие сделают. Оно мне надо?

— Я тебя услышал, Жора. Благодарю за чай и за консультацию. И — желаю успехов на трудовом фронте.

— Погоди!

— Что?

— Видишь ли, в чем дело: книга, которую ты мне в последний раз подогнал… Я… э-э-э-э… навел справки и понял, что ошибся. Она стоит дороже.

— Я знаю.

— Знал и молчал?

— В тот раз у меня не было иного выхода, — пожал плечами Барон.

— У меня мало друзей, Барон. Зато все они настоящие. — С этими словами Гуревич достал из внутреннего кармана увесистое портмоне. — При этом у меня довольно много врагов, но они в основном так, пар пердячий. — Георгий Маркович отсчитал пять бумажек номиналом в 50 рублей. — Так зачем мне наживать хотя бы и одного врага настоящего? При цене вопроса в каких-то 250 рэ? Вот, возьми.

— Спасибо. — Барон забрал деньги, которые оказались как нельзя кстати. — Однако этим благородным жестом ты все равно не приобрел себе настоящего друга, Жора.