Юность дедов наших

— Побегу я, а то на работу скоро. Мы сейчас на току семена готовим. Приходи сразу туда, чуть позже. Парторг с нами постоянно отирается, — Санька многозначительно поднял указательный палец вверх и добавил, — для предотвращения возможного хищения народного добра народом. Видал, как загнул?

— Давай, увидимся.

Василь хлопнул друга покалеченной ладонью между лопаток. Тот выгнулся и поморщился, почёсывая спину:

— Аккуратней култышкой своей махай.

Василь с довольным видом постучал ребром правой ладони о левую и добавил:

— Дубовая. Надо попробовать разок в лоб зарядить.

Василь аккуратно, почти на цыпочках, подошёл к забору своего дома. Он издалека увидел, как его мать, окружённая курами, хлопочет по хозяйству, постоянно отгоняя от ведёрка с зерном надоедливого белого козлёнка, который так и норовил похрустеть чужим завтраком.

— Иди отсюда, прилипала, — покрикивала женщина, — сейчас этим ведром по рогам получишь.

Василь стоял у плетня и, расплывшись в улыбке, наблюдал знакомую ему повседневную деревенскую жизнь. Оказалось, всё то, чего он раньше не замечал: запахи, звуки, все мелочи — это отдельные мазки, составляющие полную картину его Родины.

— Гражданочка, водички не дадите попить? А то так кушать хочется, что переночевать негде, — пошутил Василь.

София на голос резко обернулась и уронила ведро, рассыпав зерно. Козлёнок тут же с жадностью набросился на лакомство.

— Мам, смотри, что делает.

— Да шут с ним, сынок.

София прикрыла губы рукой, на её глаза накатились слёзы. Василь, заметив это, поспешил войти во двор.

— Ну, чего ты? Всё хорошо, я приехал, иди, обниматься будем.

Василь обнял мать, затем немного отстранился и спросил:

— Ну как я, подрос?

— Подрос, подрос, повзрослел. Угловатый какой-то стал, кожа да кости, — она потрепала его за нос, — шнобель и кадык. Бриться уже пора, усы клочками торчат, как у татарина.

— Ну, обласкала, хоть обратно уезжай.

— Я тебе уеду, — женщина отогнала от ведра с зерном козлёнка, который, уже наевшись вдоволь, отпрыгнул в сторону и стал задираться на гусей, — пойдём в дом, сынок. Сейчас молочка нацежу, с утра пышек напекла, перекусишь как раз.

— Это я с радостью, тут даже уговаривать не придётся.

Василь с довольным видом сидел за столом. Всё вокруг родное. Кошка трётся у ног и мурлычет, в окно бьётся заблудившаяся муха.

София поставила глиняный кувшин и через марлю процедила в него молоко. Затем налила в алюминиевую кружку, поставила перед сыном и убрала полотенце с аккуратной горки пресных золотистых пышек. Василь взял всю тарелку, пододвинул к себе и, наклонившись, понюхал.

— Ну, всё, я дома.

Он с жадностью откусил кусочек и запил свежим прохладным молоком.

— Чего же это я? — всплеснула руками София. — У меня для такого случая медок припасён.

Она достала из буфета небольшую баночку, покрытую сверху материей, открыла и поставила перед Василём.

— Ну, вот. Теперь вкуснее будет, кушай. Я пойду во двор, кур так и не покормила.

Женщина поспешно вышла, оставив сына одного. Он жевал и оглядывался по сторонам. Всё вокруг знакомое, родное, всё, как и раньше, на своих местах. Не хватает только отца с братом. Ничего, вернутся скоро.

Хозяйка торопилась в дом, придерживая в руках передник.

— Вот яичек собрала. Давай пожарю.

— Угу, — ответил Василь с набитым ртом.

София разожгла керогаз и поставила на него сковородку.

— Надо было, наверное, сначала яичницу, а потом уже пышки с молоком.

— Ничего, — отвечал не перестававший жевать Василь, — я и после яичницы молочка попью. Надо на мехток сходить, у парторга отметиться.

София поставила на стол сковородку.

— Ешь, днём сходишь, отдохни с дороги.

— Я лучше сразу.

— А ну, цыц, — отрезала София и несильно стукнула ладонью по столу, — сказала днём, значит, днём. Не успел домой вернуться, а уже убегаешь. Я сейчас на ферму пойду и скажу, что ты вернулся, — она задумалась на секунду, опустив глаза и смахивая рукой крошки со стола, — успеешь ещё. С пальцами что у тебя?

— Ударился, теперь не разгибаются.

— Я им ещё выскажу, сына калекой сделали.

— Не надо, мам, — попытался возразить Василь.

— Женой будешь командовать, — строго ответила София, но тут же оттаяла и, встав из-за стола, со спины подошла к сидящему на табуретке сыну и погладила его по голове и плечам, — отдыхай, я пойду. Не раньше полудня из дома выйдешь. Понял?

— Понял, — ответил Василь, снизу вверх посмотрев на мать.

В полдень работа на мехтоку шла полным ходом. Женщины, от пыли подвязав волосы косынками, подкидывали зерно деревянными, похожими на весло лопатами. Санька возился со стоящей неподалёку прицепной сеялкой.

На лавочке, спрятавшись от солнца под камышовым навесом, расположился парторг. Он расстегнул ворот рубахи и обмахивал кепкой потное лицо. Он постоянно поглядывал на Нину, работающую вместе со всеми, нехотя встал и, прищурившись, поднял голову к небу.

— Нина, пойдём, поможешь мне, — он сделал несколько шагов в сторону и обернулся.

Девушка, пряча глаза, делала вид, что не слышала.

— Нина, — прикрикнул парторг.

— Да, — неуверенно отозвалась она.

— Пойдём, говорю, поможешь.