Итак, Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН), год 1929-й. Каторга, но пока еще с замахом на перевоспитание заключенных. Далеко не все персонажи романа догадываются, что СЛОН – все та же неистребимая модель русской жизни, какой она тянется через века: с крепостным театром, барским банным развратом, сладострастным палачеством и подневольным трудом на грани личного героизма. Однако и пылкой революционной веры в возможность перековки человека нет уже. Чувствуется в душах чекистов (у кого из них она есть) – растерянность: новая, светлая жизнь явно запаздывает.
Главный герой романа – молодой зека Артем Горяинов. Сидит он за уголовное преступление, за убийство отца. В этом страшном поступке автору видится некий особый символ: сломалась связь времен. Хоть и кончил Артем гимназию, но от человека «серебряного века» в нем разве что интерес к поэзии теплится. А он, «серебряный век», дотлевает именно тут, на Соловках, – здесь его последнее пристанище и могила, не устает напоминать нам автор. Но для Артема безразличны что вера коммунистическая, что христианская; темы революции и гражданской войны, которыми все мыслящие персонажи так или иначе живут, его тоже не занимают. Кажется, Прилепин сознательно делает героя несколько вне его эпохи, вечным каким-то недорослем или подчеркнуто современным аполитичным товарищем. Автор примеряет робу зека на себя и своего современника?..
На долю Артема выпадут схватки с урками; покровительство главы СЛОНа Федора Эйхманиса (исторический Ф. И. Эйхманс, 1897 –1938); горчащий и жгучий, на грани садомазо, роман с «комиссаршей» Галиной; попытка побега; долгое и бесплодное ожидание казни… Автору симпатичен его герой, которого он щедро – наверное, по знакомству – одаривает харизмой: все Артема если не любят, то интересуются им.
На самом деле Артем – смесь ницшеанского сверхчеловека (по замаху претензий, по неумному своеволию) и человека массы, слабого, сентиментального, истеричного. Автор наделяет его значащей фамилией Горяинов. Через горе – во что-то новое?.. Горя, обновиться?.. Волей автора и очень логично для данного характера Артем и преобразуется – из стихийного бунтаря в лагерную пыль, в сознательно незаметного зека, одержимого лишь одним инстинктом: выжить, дотянуть до свободы.
СЛОН перемолол его.
Истина же – по Прилепину – вот она:
«Русскому человеку себя не жалко, это главная его черта. В России все Господне попущение. Ему здесь нечем заняться. Едва Он, утомленный и яростный, карающую руку вознеся, обернется к нам, вдруг сразу видит: а вот мы сами уже, мы сами – ребра наружу, кишки навыпуск, открытый перелом уральского хребта, голова раздавлена, по тому, что осталось от лиц, ползает бесчисленный гнус. «Не юродствуй хотя бы ты, русский человек». Нет, слышишь, я не юродствую, нет. Я пою».
«На Соловках Артем неожиданно стал понимать, что выживают, наверное, только врожденные чувства, которые выросли внутри, вместе с костями, с жилами, с мясом – а представления рассыпаются первыми».
«Если Господь показывает тебе весь этот непорядок – значит, он хочет побудить тебя к восстановлению порядка в твоем сердце».
«Эйхманис… завершил мысль, глядя в глаза Артему: – Это не лагерь, это лаборатория».
«Этот монастырь – он же с зубами!.. Он передавит всех, кто возомнил о себе».
«Бог здесь голый. Я не хочу на голого бога смотреть».
«Потом будут говорить, что здесь был ад. А здесь была жизнь. Что до ада – то он всего лишь одна из форм жизни, ничего страшного».
«– Я очень мало люблю советскую власть, – медленно подбирая слова, ответил я. – Просто ее особенно не любит тот тип людей, что мне, как правило, отвратителен».
Взгляд потомка
В. О. Пелевин «Чапаев и Пустота»
Наверно, сейчас не совсем понятно, почему первые читатели этого, возможно, главного романа Пелевина, тогда, в 1996 г., помирали со смеху. Но в позднесоветские времена анекдоты о Чапаеве, Петьке и Анке были едва ли не самым популярным фольклором. Народ забористо потешался над истлевшим революционным мифом, и надо быть большим провокатором, чтобы сделать примитивных Чапая и Петьку казарменных анекдотов героями интеллектуального романа, приобщить их к духовной традиции буддизма, к философии Витгенштейна, к психологии Юнга и вообще сляпать увлекательную окрошку из культурных кодов чуть ли не всего 20 века, от декадентов «серебряного века» до бандюганов лихих 90-х.