Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Моледежь в литературе XX-XXI вв.

«Молодость человека длится до той поры, пока он не произносит впервые это слово «судьба» в применении к себе».

«…крайне сосредоточенный толстячок лет семнадцати в гимназическом мундирчике щегольского офицерского сукна, чем-то похожий на шоколадную булочку, стремящуюся выглядеть, как динамитный снаряд».

«Умирать надо в одиночку. Звери это знают лучше нас. В этом смысле они деликатнее людей».

«Человеку и свойственно меру своего удивления называть судьбою».

«Опасные связи», или Книга, которую 300 лет хотели продержать под сукном В. С. Гроссман «Жизнь и судьба»

Эту книгу автор называл трудом всей своей жизни. Он писал роман девять лет (1950 –59 гг.). Но при попытке его опубликовать рукопись была арестована. В советских партийных сферах Гроссману категорически заявили: такое не напечатают еще лет двести – триста. Впрочем, ждать читателям пришлось лет двадцать: в 80-е роман вышел в свет.

Чем же так напугал он советское руководство? И не только его: уже в наши дни, созидая сценарий ТВ-сериала по книге Гроссмана, Э. Володарский утверждал: «…это действительно гнилой писатель. Писатель, не любящий страну, в которой он родился и жил».

Дело в том, что Василий Гроссман коснулся той раны, которая беспокоит сознание многих наших людей. А именно: он сравнил тоталитаризм сталинский и гитлеровский, углядев в «тоталитаризмах» некие общие черты, коренная из которых – пренебрежение к отдельной личности, ее подавление. Ясное дело, наше сознание сопротивляется таким вот непривычным сопоставлениям, да и себя как нечто самоценное не привыкло рассматривать.

И значит, стоит погрузиться в роман, чтобы услышать аргументы его автора…

Итак, дождит над землей сентябрь 1942 года. В Сталинграде, превращенном войной в руины, решается судьба страны, исход войны. Это знают и всей шкурой чувствуют и Сталин, и Гитлер (каждому из них автор уделит лишь по главе, но очень выразительной). Это сознают, чувствуют рядовые участники битвы. Защитники разбомбленного дома во главе с капитаном Грековым забыли о субординации, условностях, они единая семья здесь, они все товарищи, делающие одно общее дело. Неожиданно к ним пребывает представитель штаба – политработник Крымов, чтобы навести порядок и упразднить «партизанщину». Жесткий догматик, но честный и отважный офицер, он вовлекается в борьбу, и в самый решительный миг получает легкое ранение. Пулю искусно, бережно (только подранить) пустил в него Греков, чтобы устранить лишнего на передовой человека…

Это лишь один маленький, но значимый эпизод романа, который автор писал с замахом философским и эпическим. По мысли Гроссмана, свидетеля и участника социальных битв первой половины 20-го века, в Великой Отечественной сражались не страны, народы, идеологии. В ней схлестнулись две стороны бытия: глубинная инстинктивная «доброта», чувствующая уникальность каждого на земле, и понимание «добра» (точнее бы – «блага») как формы самоутверждения надчеловеческой (и посему всегда античеловеческой) абстрактной идеи превосходства твоего строя, религии, культуры, страны или расы. Поэтому линия фронта проходит не между воюющими армиями, а в душах людей. И здесь, в огромном романе Гроссмана, те еще кульбиты выдает судьба! Вот часть военнопленных организует в немецком лагере подпольную организацию. Есть у нее свой неформальный лидер: майор Ершов, «его несгибаемая жесткость была соединена с характером мягким и веселым». Но «формальные», по чину, лидеры организации сдают его, а затем гибнут и сами.

Эпизод – почти зеркальный по смыслу с конфликтом Грекова и Крымова в Сталинграде. Писатель сознательно создает систему таких зеркал. Их апофеозом становится спор старого большевика Мостовского и эсэсовца Лисса. Мостовского ждет ужасное прозрение и поражение в споре с врагом. Догматики всегда терпят поражение у Гроссмана, зато беспринципные карьеристы в любой системе – люди самые успешные. Но есть еще и «все прочие» (которых огромное большинство), движимые нередко инстинктом доброты и стремленьем к свободе (без которой человеком остаться нельзя, невозможно). В романе это и интеллигентное семейство Шапошниковых, и мятущийся физик Штрум, и его мать, погибшая в зоне оккупации от рук палачей. Это лихой и умный полковник Новиков, это отважные Греков и Ершов, это докторша Левинтон, в газовой камере согревшая последние минуты чужого ей мальчика.

Сюжетные линии романа необычайно разветвлены. Лагерь смерти – и ставка фюрера, московская квартира член-корра Академии наук Штрума – и степная мазанка у линии фронта, кремлевский кабинет Сталина – и гулаговский барак. Кажется, писатель мысленно заглянул на все этажи тогдашней жизни, хотя, конечно, главный герой его романа – наша интеллигенция. Та самая прослойка, которая рождает идеи, чтобы через их испытание на прочность придти к тому, что порой сразу шкурой чувствует темный, неграмотный человек – к инстинкту доброты как высшей жизненной ценности.